«Туринская лошадь» Белы Тарра

В ограниченный прокат выходит «Туринская лошадь», заключительная картина в карьере венгерского классика Белы Тарра – о том, как сошедший с ума Фридрих Ницше спас от побоев кобылу, и что за этим последовало. Kino-teatr.ru напоминает, что нужно знать о Ницше. Его же словами.

Сюжет фильма основан на реальном драматичном событии: 3 января 1889 года Фридрих Ницше, выйдя из своего дома-крепости, видит, как извозчик остервенело стегает лошадь, отказывающуюся двигаться с места. Ницше бросается к лошади и, рыдая, обнимает ее до тех пор, пока соседи не отводят его домой. Там он, обездвиженный, пролежит два дня и затем произнесет, возможно, свои последние осмысленные слова: «Мама, я глуп». Тарр обращает свое внимание не на философа, который следующие 10 лет проведет в психиатрической лечебнице, но задается неожиданным вопросом «Что стало с лошадью?». По его версии, она вместе со своими хозяевами следующие шесть дней проведет в условиях медленно надвигающегося Апокалипсиса. Мы же, в свою очередь, обратимся обратно к Ницше. Что стоит знать об этом человеке перед просмотром фильма, да и вообще для общего развития. Цитаты из его произведений и писем представлены в обратном хронологическом порядке: от безумия к расцвету.



После эпизода с лошадью

Ницше разговаривает с прохожими:
• Вы довольны? Дело в том, что я – Господь Бог. Это я сотворил весь этот фарс.
Ницше пишет письмо Якобу Буркхарду, своему коллеге по базельскому университету:
• В конце концов, меня в гораздо большей степени устраивало бы быть славным базельским профессором, нежели Богом; но я не осмелился зайти в своем личном эгоизме так далеко, чтобы ради него поступиться сотворением мира.
Ницше беседует с матерью:
• - Я мертвый потому, что я глупый.
- Это не так, сынок, ты написал прекрасные, умные книги.
- Я глупый потому, что я мертвый.


До эпизода с лошадью

Письмо Мальвиде фон Мейзенбуг (1888):
• Эти сегодняшние людишки с их жалким выродившимся инстинктом должны быть счастливы, имея того, кто в неясных случаях говорит им правду в глаза.
«Ecce Homo. Как становятся сами собою» (1888)
• Я гораздо более ужасный человек, чем кто-либо до сих пор существовавший; это не исключает того, что я буду самым благодетельным. Я знаю радость уничтожения в степени, соразмерной моей силе к уничтожению – в том и другом я повинуюсь своей дионисовской натуре, которая не умеет отделять отрицания от утверждения. Я первый имморалист: поэтому я уничтожатель par excellence.
«Антихрист» (1888)
• Нам пришлось переучиваться. Во всем мы сделались скромнее. Мы более не выводим человека из «духа», из «божества», мы отодвинули его в ряды животных. Мы считаем его сильнейшим животным, потому что он хитрее всех; следствием этого является его духовность.

«Так говорил Заратустра» (1883)
• Я — свет; ах, если бы быть мне ночью! Но в том и одиночество мое, что опоясан я светом.
Ах, если бы быть мне темным и ночным! Как упивался бы я сосцами света!
И даже вас благословлял бы я, вы, звездочки, мерцающие, как светящиеся червяки на небе! — и был бы счастлив от ваших даров света.
Но я живу в своем собственном свете, я вновь поглощаю пламя, что исходит из меня.
• Так сказал мне однажды дьявол: «Даже у Бога есть свой ад – это любовь его к людям».
А недавно я слышал от него: «Бог умер, из-за сострадания своего к людям умер он».
• С тех пор, как существуют люди, слишком мало радовался человек: только в этом, братья мои, наш первородный грех!
• Но открою вам все сердце свое, друзья мои: если бы боги существовали, как бы вынес я, что я не бог?
• Пусть бы явились проповедники скорой смерти! и подобно буре, сотрясли бы деревья жизни! Но я слышу только проповедь медленного умирания и терпения ко всему «земному».
• Однажды Заратустра устремил мечты свои по ту сторону человека, подобно тем, кто мечтает об ином.
«Творением страдающего и измученного Бога предстал мне тогда наш мир.
Грезой показался мне он и вымыслом Бога; разноцветным фимиамом пред очами недовольного божества мир сей представился мне.
«Добро» и «Зло», «Радость» и «Страдание», «Я» и «Ты» – все казалось мне разноцветным фимиамом перед оком творца. Отвратить от себя взор свой хотелось ему – и создал он мир.
Отвратить взор от страданий своих и забыться – эта пьянящая радость для тех, кто страдает. Самозабвением и опьяняющей радостью увиделся мне этот мир.
Мир, вечно несовершенный; несовершенное отображение вечного противоречия, опьяняющая радость для своего несовершенного творца – таким увиделся мне этот мир.
Так, подобно тем, кто мечтает о мире ином, устремил я однажды мечты по ту сторону человека. Действительно ли – по ту сторону?
О братья мои, этот Бог, созданный мной, был делом рук человека и безумием его, подобно всем прочим богам!

«Веселая наука» (1882)
• В боли столько же мудрости, сколько и в удовольствии: подобно последнему, она принадлежит к родоохранительным силам первого ранга. Не будь она такой, она давно исчезла бы; то, что от нее страдают, вовсе не является аргументом против нее: такова ее сущность, Мне чудится в боли команда капитана корабля: “Убрать паруса!” Управлять парусами на тысячу ладов – этому должен был выучиться отважный мореходец, “человек”, иначе с ним было бы слишком быстро покончено, и океан вскоре поглотил бы его. Мы должны уметь жить и с убавленной энергией: стоит только боли подать свой аварийный сигнал, как наступает время убавить энергию – приближается какая-то большая опасность, какая-то буря, и мы поступим умно, если “вспучимся” как можно меньше.
• Вам и в голову не приходит, что люди, обладающие пророческим даром, являются большими страдальцами: вы думаете лишь, что им дан некий необычный “дар”. И сами были бы не прочь обладать таковым, - но я, пожалуй, выражусь путем сравнения. Как, должно быть, сильно страдают животные от воздушного и облачного электричества! <…> нам и в голову не приходит, что пророчествуют в них – их боли! Когда сильный заряд положительного электричества под воздействием надвигающейся, остающейся еще долгое время скрытой тучи превращается в отрицательный заряд, предвещая перемену погоды, эти животные ведут себя так, словно приближается враг, и изготавливаются к обороне или к бегству; в большинстве случаев они прячутся – плохая погода для них не погода вовсе, а враг, близость которого они уже чуют.
• Диалог
А. Был я болен? Исцелился?
Мой рассудок помутился!
Что за врач меня лечил?
Б. Верю я – ты исцелился:
Тот здоров, кто все забыл.

«Утренняя заря» (1881)
• На какую бы высокую ступень развития ни поднялось человечество – может быть, в конце оно будет даже стоять выше, чем в начале! – для человечества нет перехода в высший порядок. Становление влечет за собой исчезновение; зачем же из этой вечной игры делать исключение для какой-то планетки! И на этой планетке – для одного вида, живущего на ней? Прочь эти сентиментальности!
• О, пошлите мне безумие, небожители! Безумие, чтоб я, наконец, сам поверил себе. Пошлите мне бред и судороги, внезапный свет и внезапную тьму, бросайте меня в холод и жар, каких не испытал ещё ни один смертный, пугайте меня таинственным шумом и привидениями, заставьте меня выть, визжать,ползать, как животное: только бы мне найти веру в себя. Сомнение пожирает меня, я убил закон, закон страшит меня, как труп страшит живого человека; если я не больше, чем закон, то ведь я отверженнейший из людей. Новый дух, родившийся во мне, — откуда он, если не от вас? Докажите мне, что я ваш, — одно безумие может мне доказать это.

«Шопенгауэр как воспитатель» (1874)
• Счастье в жизни невозможно; высшее, чего может достигнуть человек, есть существование, преисполненное героизма.


P.S. Ecce Homo или как становятся сами собой (последнее произведение Ницше)
«… - я сделал из моей воли к здоровью, к жизни, мою философию… Потому что – и это надо отметить – я перестал быть пессимистом в годы моей наименьшей жизненности: инстинкт самовосстановления воспретил мне философию нищеты и отчаяния…».