Это был романтичный, восторженный мальчик, с детства обладавший незаурядными творческими способностями. Поворотным в его биографии стал вечер на ёлке в Кремле, когда он увидел жонглера. С этого момента Борис твердо знал, что это и есть его настоящее призвание. Одним из его качеств всегда было трудолюбие, доходившее порой до фанатизма. Самостоятельно отточив технику жонгляжа, Борис стал устраивать представления для одноклассников, участвовать в самодеятельности, а потом сделал попытку поступить в Государственное эстрадно-цирковое училище. Но здесь его ожидало множество препятствий. Лишь на шестой раз поступление удалось, благодаря случаю. Входивший в комиссию Енгибаров предложил Борису пять минут продержать на носу ложечку. Упрямый молодой человек держал ее двадцать минут (!!!), и его приняли.
Педагогом Бориса стал известный эстрадный режиссёр Сергей Андреевич Каштелян, сформировавший множество знаменитостей. На выпускном показе комиссия была потрясена номером "Ке-ля-ля", поставленным Каштеляном под музыку известного итальянского шлягера 50-х "Ке-ля-ля" ("Мне весело"). С этого момента образ странного человечка в черном костюме с белым воротничком стал неотделим от Бориса...
С момента выпуска артиста стали посылать за границу на конкурсы и фестивали как главное достояние советского эстрадного искусства. И Борис неизменно возвращался лауреатом и всеобщим любимцем. Сейчас кажется удивительным, что в те времена вовсе не певцы и хоры завершали грандиозные концерты в Кремлёвском дворце съездов, а именно Борис Амарантов, эстрадник, пантомимист и жонглер, артист того жанра, который ныне опять попал в ранг низких и несерьёзных.
Став звездой мирового уровня, Борис так и не научился ни отстаивать себя, ни плести интриги, ни отслеживать подводные течения вокруг. С его самоотдачей и темпераментом, идеализмом и творческой фантазией, он довольно быстро узнал, что такое зависть и ненависть. Попав в сети администрации, став разменной монетой в чиновничьих разборках, он оказался отлучён от самого главного в жизни — от зрителя. Тогда Амарантов создает собственный Театр пантомимы, заручившись поддержкой двух крупных кинорежиссёров — Григория Чухрая и Марка Донского.
Поставленный Чухраем и Амарантовым спектакль "Чудеса в саквояже" имел большой успех и шёл в знаменитом московском клубе "Каучук". Для этого спектакля написала цикл стихов Белла Ахмадуллина. Но потом появились желающие прибрать к рукам и этот театр, снова начались интриги. Театр несколько раз закрывали, и Амарантов вступил в рутинную и изматывающую переписку с председателем Верховного Совета СССР Николаем Подгорным. По сути это были письма "в никуда", и сейчас они рассматриваются в исторических архивах как образец советского самиздата.
От безысходности Амарантов решил эмигрировать, и долго пребывал в положении "отказника", поддерживаемый кругами советских диссидентов. В ноябре 1977 года он уехал в США, затем во Францию, где его ожидал успех и обучение в известной на весь мир школе пантомимы Марселя Марсо, куда он страстно хотел попасть, ещё работая в СССР.
Помимо эстрадно-цирковой работы Борис на протяжении всей жизни (с десяти лет) продолжал заниматься ещё одним видом творчества — он писал стихи. Его литературное наследие поражает зрелостью, разнообразием и почти мистической способностью предсказывать события.
Уехав из СССР, Борис Амарантов гастролировал в разных странах мира, но жил по большей части во Франции, стране наиболее близкой русским эмигрантам по духу. Однако не всё складывалось так, как хотелось бы. Во-первых, на Западе пантомима и конторсное искусство носили совсем иной, коммерческий характер. Во-вторых, Борис вновь оказался жертвой концертных интриг... Желание вернуться на родину обострялось с каждым годом. Как раз в это время сменилась власть у нас в стране. Получив гражданство и надеясь сразу же по возвращении приняться за режиссёрскую работу, Борис вылетел в Россию...
Трагические обстоятельства, равнодушие и даже агрессивность окружающих привели к тому, что, едва вернувшись, артист погиб при невыясненных до конца обстоятельствах 3 марта 1987 года в Москве.
РУБЕЖ
Сорокалетье градом кануло,
Великолепье разом рухнуло.
И что-то возле грозно ухнуло,
И что-то рядом сразу ахнуло.
Мои года так скоро минули,
И я подумал неуверенно –
А не хотел ли кто намеренно,
Чтоб из меня вдруг сердце вынули?
Так просто вынули и кинули,
И вот уж я на чьем-то вертеле.
И кто-то меня держит – черти ли?
Иль ангелы планету сдвинули?
Сорокалетье не событие,
Но дверь уже навек закроется,
А сердце мигом успокоится.
Когда мое напишут житие.
20 сентября 1980 года.
Марианна Сорвина
5 комментариев
обсуждение >>