Владимир Кенигсон

О ВЛАДИМИРЕ КЕНИГСОНЕ В ИНТЕРВЬЮ РАССКАЗАЛ ЕГО ВНУК - АЛЕКСЕЙ ЭЙБОЖЕНКО-МЛАДШИЙ

- Рассказывают, что однажды великая актриса Малого театра Вера Пашенная, проходя мимо вашего деда, Владимира Владимировича Кенигсона, в сердцах посетовала на то, что Малый театр заполонили евреи. Владимир Владимирович вспыхнул: «Вера Николаевна, я не еврей, я швед!..»

- Дед на самом деле был шведом! Хотя, глядя на меня, его внука, этого точно не скажешь. Правильно фамилия Кенигсон произносится с ударением на первый слог. Конечно, если делать упор на последний, слышится что-то одесское.

Предки деда — из Швеции. Мой прадед — дворянин, а вот прабабка — простая неграмотная женщина, кухарка, писать не научилась до конца жизни. Но это не помешало прадеду в нее влюбиться. И в 1907 году на свет появился Владимир Владимирович Кенигсон: отец записал сына на свою фамилию.

После смерти прадеда будущий актер Кенигсон с матерью жили в Симферополе. Мать работала уборщицей в ЧК, председателем которого был Папанин, тот самый, который потом дрейфовал на льдине.

Дед с мамой жили на чердаке, прямо над квартирой Папанина. Посреди чердака лежало большое бревно, и дедушка, не понимая, зачем оно нужно, взял пилу и бревно перепилил. А у Папанина внизу упала люстра — оказывается, это бревно ее держало...

Дед рассказывал, что людей расстреливали прямо во дворе их дома. Верхнюю одежду с убитых тут же снимали и относили на склад. Его потом кто-то туда по знакомству водил. Получилось так, что все детство дед проходил в одежде расстрелянных.

- Владимир Владимирович где-нибудь учился?

- Он закончил только четыре класса гимназии. Дед учился вместе с Курчатовым, только он был в первом классе, а Курчатов — в девятом. Тот был хулиганом, ходил со сломанным козырьком, его боялись все малолетки.

Никакого актерского образования у деда тоже не было, только талант. Он начал играть на сцене и быстро сделался звездой южных провинциальных театров. Интересно, что и моя бабушка тоже не училась на актрису. Она с 13 лет жила в театре, и благодаря собственной одаренности стала звездой сибирских театров. С дедом они встретились в Днепропетровске. У бабушки к тому времени был муж, но дедушка так влюбился, что украл ее у законного супруга. Дело было в 1938 году.

Когда началась война, дед и бабушка с днепропетровским театром оказались в Барнауле. Туда же эвакуировался и знаменитый режиссер Таиров со своим Камерным театром. Таиров увидел дедушку на сцене в роли Свердлова и позвал его к себе в Москву — Кенигсон произвел на него колоссальное впечатление.

В Москве у деда карьера сложилась и в театре, и в кино. Вскоре после приезда режиссер Михаил Чиаурели пригласил его сниматься в «Падении Берлина» с Борисом Андреевым в главной роли. Деду досталась роль фашиста — генерала Кребса, помощника Гитлера.

Сталин, увидев на просмотре в кадре деда, приказал остановить фильм: «Что это за артист?» Ему говорят: «Кенигсон. Из Камерного театра». — «Вот так надо изображать врагов нашей родины!..» — похвалил вождь, и дед тут же получил Сталинскую премию. А в 1953 году они с бабушкой перебрались в дом, построенный Сталиным для артистов Малого театра, — к тому времени Кенигсон уже ушел из Камерного и служил в Малом.

В этом доме я и родился. В двухкомнатной квартире мы жили впятером: дедушка, бабушка, мама, папа и я.

Кстати, Владимир Владимирович очень хотел, чтобы его внука назвали Володей. Но мама назвала меня как папу, Алексеем. Дед негодовал. Когда меня пеленали, он заходил в комнату и нарочно пошире распахивал форточку.

- И как же под одной крышей уживались две творческие личности, ведь ваш отец, Алексей Сергеевич Эйбоженко, тоже был известным актером?..

- Как-то уживались. Дед и отец одновременно и любили, и ревновали друг друга. Ревновали к профессии. Иногда ссорились, не разговаривали, а порой вместе где-то пропадали. Потом звонили, их спрашивали: «Где вы?» Дедушка отвечал: «Мы в космосе...»

- Владимир Владимирович брал вас в театр?

- Один раз мы с ним и бабушкой пошли на спектакль, хотя вообще как зритель дед в театр не ходил. Приехали в шесть вечера (Кенигсон всегда приезжал на собственные спектакли за полтора часа). Ходим по театру, дед удивляется: «Что-то народа нет...» Я говорю: «Так народ придет без двадцати семь!..» Он пожал плечами: «Странно...» Прозвенел первый звонок, мы заняли места в зале. Я опять спрашиваю: «Зачем мы сели, ведь звонков должно быть три?» Дед невозмутимо отвечает: «Раз прозвенел первый, надо сесть...» Того, что происходит с другой стороны сцены, Кенигсон не знал совершенно, просто не представлял, как все устроено. Кстати, спектакль в тот раз был омерзительный. Но когда представление закончилось, дед шепнул мне на ухо: «Громче хлопай. Они все нас видят...»

А на свои спектакли дед звать меня боялся. Может, потому что я всегда был критически настроен к тому, что он делал, хороших слов не говорил. Высшей похвалой из моих уст было: «Нормально...»

Как-то я делал уроки, подходит дед и спрашивает что-то про свой спектакль: «Если я вот так сделаю, хорошо будет?..» Я, не поднимая головы, отвечаю: «Плохо. Ты наигрываешь...» И он не стал ничего менять. Дед всегда проверял на мне свои задумки...

- А когда озвучивал мультфильмы «Кентервильское привидение», «Тайна третьей планеты», интересовался вашим мнением?

- Нет. Дед даже не знал названий тех мультиков, которые озвучивал (кстати, он и сценарии никогда не читал. Просил, чтобы подчеркнули его слова, и все), поэтому и мнения моего на этот счет не спрашивал.

Как-то мы пошли с отцом в кинотеатр «Баррикады» — я его достал просьбами сводить меня на «Тайну третьей планеты». Отец не догадывался, что мультик озвучивал дед. Сидим, смотрим, вдруг какой-то робот голосом Кенигсона говорит: «У нас эпидемия...» Отец аж подскочил: «Ну, вот, и здесь он! Знал бы, не ходил...»

За такую работу платили хорошие деньги. На эти гонорары дед купил и первую дачу. Самыми известными фильмами, которые озвучивал Кенигсон, были комедии с участием Луи де Фюнеса. Говорят, когда Фюнес увидел себя в русской версии, он воскликнул: «Никогда не знал, что я такой хороший артист!» Озвучание было коньком деда.

В те годы было очень мало людей, которые владели этим мастерством, не больше десятка. Это сейчас можно что-то поправить на компьютере, тогда же нужно было произнести текст синхронно с речью актера да еще при этом играть за кадром. Артисты, которые могли все это делать, ценились на вес золота. У каждого режиссера на киностудии был свой человек, который занимался дубляжом. Деда обычно приглашали на киностудию «Союзмультфильм».

А вот отец этого совершенно не умел, не мог озвучить даже себя самого. Не попадал...

- Владимир Владимирович на правах старшего мог что-то посоветовать Алексею Сергеевичу?

- Помню один забавный случай. Отец на даче в Валентиновке и репетировал роль Мавра, у него был срочный ввод в спектакль. Я сидел рядом и учил уроки. На даче мы с родителями занимали второй этаж, а дедушка с бабушкой — первый. И вот отец сидит на втором этаже, а внизу, как тигр в клетке, ходит дедушка и через меня посылает ему письма — «Советы по поводу роли Мавра». Сверхзадача, которую ставил дед, была предельно ясна: чтобы все уже скорее закончилось, и можно было сесть за стол и выпить, Я прибегал с запиской наверх, а мать тут же меня отсылала: «Отнеси обратно!» Однако дед был настойчив, снова писал, приговаривая: «Они должны меня выслушать!..»

И вот ввод Мавра состоялся (Мавр у Эйбоженко был совершенно удивительный — белобрысый. Отец отказался от парика, лицо тонировал, а волосы оставались белыми, такими как есть). Мама стоит за кулисами, наблюдает за отцом, рядом — ящик водки для застолья. Мавра по сюжету душат, и последнее, что он произносит: «Дайте хоть стакан вина...» И вдруг отец на всю сцену: «Дайте хоть стакан водки!..»

…Дед никогда ни на что не жаловался, в Сочи на ногах перенес инфаркт. Позже, когда сделали кардиограмму, врач изумлялся: «Владимир Владимирович! У вас же инфаркт был!» На что дед невозмутимо ответил, — «Да? Не заметил...»

Свою последнюю роль в кино он сыграл в телесериале «Следствие ведут знатоки». Это было единственное дело, которое знатоки не раскрыли — герой деда сдался сам.

На съемки мы его забирали уже из больницы. В фильме есть сцена, где его герой, подпольный цеховик, рассказывает знатокам о своих темных делишках. При этом просит о снисхождении, объясняя, что у него слабое сердце и он только что из больницы. Так вот, когда снимали эту сцену, дед в кадре достал из кармана свои настоящие справки из больницы. Знатоки читают, и у них глаза лезут на лоб, удивление было совершенно неподдельное.

Первую и вторую части фильма снимали с перерывом. И поначалу никто не обратил внимание на то, что в первой части у деда усы, а в конце их нет. Поэтому Мартынюку срочно добавили реплику. Обращаясь к деду, он сурово говорит: «Меняете внешность?..»

На съемках было много казусов. Дед снимался вместе с собакой. Он сам придумал ей кличку и все время говорил: «Абигайль! Девочка моя...» — это была его любимая фраза. Когда я ее услышал, заметил деду: «Ведь невооруженным глазом видно, что это не девочка, а мальчик!» На что дед невозмутимо ответил: «Мне это неважно!..»

Дед скончался в больнице. В последние дни доктор решил проверить его память и спросил, как зовут пациента. Дед не смог ответить. Сказал только: «Как Маяковского...»

Если Вы располагаете дополнительной информацией, то, пожалуйста, напишите письмо по этому адресу или оставьте сообщение для администрации сайта в гостевой книге.
Будем очень признательны за помощь.