Владимир Ефремов

ВЛАДИМИР ЕФРЕМОВ

Что для Володи был Бил Старбак из пьесы «Продавец дождя»?
***
Роман Виктюк обещал ящик пива тому, кто придумает первый выход Старбака. Все мучились, думали, предлагали, а Виктюк всё сделал очень просто. Бил Старбак приехал с тележкой, полной всяких приспособлений, и пообещал дождь. Конечно, надо было видеть, как он выходил. Ефремов не входил, а врывался, как ветер, и тележку он тянул, как фокусник – связку туч.
***
На одной из репетиций Миша Евдокимов, игравший отца семьи в пьесе сказал: «Чтобы сыграть эту роль, актёру надо полностью поменять образ жизни».
Ефремов сотворил чудо. Он изменился, работая над Старбаком.
***
Володя был смелым человеком.
Однажды мы возвращались с репетиции, нам было по пути, и мы частенько шли домой вместе. Он жил на Горялио, а я на Субочяус.
Мимо прошли здоровые парни, которые бросили в нашу сторону реплику по-литовски. Я ничего не понял, а Володя, который хорошо знал язык, вдруг остановился и стал резко разговаривать с этими ребятами. Честно говоря, я струхнул: они были явно сильнее. Но Ефремов был настолько решителен и бескомпромиссен, что им пришлось извиниться.
Я спросил Володю, что они сказали, он ответил, что они прошлись нехорошо по моему адресу. Я не уточнял, но зауважал своего товарища сильнее.
Уже потом не раз был свидетелем проявления его бескомпромиссности и особенного, далеко не всем присущего, чувства собственного достоинства. Он без раздумий бросался на защиту этого достоинства, независимо кем и неважно чьё оно было задето.
Эту его смелость и принципиальность можно было увидеть и на репетициях. Он не позволял себе халтурить, работал честно, с полной самоотдачей, но, если был не согласен с режиссёром в трактовке той или иной сцены, тут же вступал в спор. Споры эти бывали порой излишне эмоциональными и резкими, но не помню случая, чтобы он отступал, если считал себя правым.
Пожалуй, только с Романом Виктюком и ещё с несколькими режиссёрами он не мог спорить: его быстро осаждали. Но тут было понятно: эти режиссёры знали, чего хотят. Он, как говорится, снимал перед ними шляпу и становился послушным, как ягнёнок. Надо заметить, что именно им он обязан своими лучшими ролями.
***
Один из руководителей театра решил избавиться от молодого актёра Валентина Киреева. Я тоже тогда был в худсовете и не совсем соображал, что надо сделать, чтобы спасти хорошего артиста. Я рассказал ситуацию Ефремову, и он со всей горячностью убедил режиссёра оставить Киреева в театре.
В 2010-ом году Киреев получил премию Христофора. Вот так.
В этой связи вспоминается другой эпизод.
1960-ый год. Выпущен спектакль «Власть тьмы».
Владимир Шальтис, незаслуженно игнорируемый режиссёрами, подал заявку на роль Митрича, которую уже играл Сергей Цветков.
Устроили показ. После просмотра Худсовет раскритиковал исполнение Шальтиса. Тогда на защиту актёра встала Моника Миронайте.
Благодаря ей и её принципиальности актеру Шальтису позволили играть эту роль в очередь с Цветковым.
Моника Петровна Миронайте – мать жены Володи Ефремова. Он любил и уважал свою тёщу, великую актрису, и продолжил хорошую семейную традицию: становиться на защиту справедливости.
***
Никогда не забуду те поразительные вечера и ночи, которые проходили у Володи дома на улице Горялио в семидесятых годах.
Надо отдать должное Ефремову и его жене, Дагнии Якшевичуте, очень гостеприимным хозяевам: дом их был всегда открыт для друзей.
Конечно, там всегда была замечательная компания, накрытый стол, и за столом в те времена, в начале семидесятых, главенствовал Роман Григорьевич Виктюк. Как правило, сидели Михаил Евдокимов с женой, Ренатой Вагнерите, Слава Гунин, другие гости, и приезжие: каждый сам по себе удивительный и интересный.
Роман Григорьевич воспитал в себе привычку: каждый вечер выучивать одно стихотворение, знал их множество и всегда удивлял чем-то новым. Думаю, что Володя, который и так любил поэзию, сам иногда писал, благодаря Виктюку, выучивал наизусть целые поэмы: его чтение всегда было приятно слушать. Но так, как умел читать стихи Виктюк, нам было недоступно. Его чёткая мысль, соединяясь с вулканическим темпераментом, производила неизгладимое впечатление.
***
У Ефремова в домашней библиотеке нашлось старинное (ещё с ятями) издание произведений Кнута Гамсуна, из которого Володя много чего цитировал. Благодаря ему я познакомился с этим великим писателем.
И благодаря ему я впервые услышал о Мандельштаме.
Среди гостей Ефремова частенько вместе с Романом Виктюком появлялась Ираида Грачёва. Женщина с недюжинным интеллектом и просто потрясающей эрудицией. Она подарила Володе перепечатанную и красиво переплетённую книжечку стихов Мандельштама.
Мы все просто заразились этой поэзией. Выпросили у Володи эту книжечку, и я всю её перепечатал на старой, но мощной машинке Рейнметаль. Вышло шесть экземпляров. Так что шесть человек получили по книжечке запрещённого в те времена поэта.
Огромное количество стихов было прочитано на посиделках у Володи и Дагнии. Это был наш салон, наше прибежище, наш остров душевности, любви и школы, ведь мы там не только читали, но и работали над своими ролями, спорили, иногда даже на повышенных тонах.
А сама Дагне Якшевичуте придумывала разные литературные сценарии: то по Пушкину, то по Блоку, то по Льву Толстому, и мы потом всё это читали на публике в Доме Актёра, который тогда находился возле площади Гедиминаса.
***
В семьдесят третьем я услышал впервые стихи Рильке в переводе Пастернака «Созерцание», которые стали на долгие годы программными в творчестве Володи. Их прочитал Роман Григорьевич. Я был ошеломлён каскадом мыслей и ассоциаций. На всю жизнь полюбил их. И, хотя иногда путался, читая их наизусть, но с каждым разом всё больше и больше влюблялся и в самого Рильке, и в Романа Григорьевича, которого никогда не покидали космические смыслы, ни в Ефремова, с которым о ролях, театре, стихах и просто о жизни можно было говорить бесконечно!
Володя сыграл совершенно изумительно роль Завалишина в спектакле по пьесе А.Толстого «Любовь – книга золотая», а потом – Шаманова в «Прошлым летом в Чулимске» Вампилова (у нас она называлась «Встречи и расставания»).
И, конечно же – Бил Старбак в «Продавце дождя». Эта роль была не просто победной, она была всеобъемлющей.
Думаю, что и Герцог в шекспировской «Мере за меру» и Макбет не оказали актёру Ефремову более важную услугу, чем эта роль в пьесе американского драматурга Ричарда Нэша «Продавец дождя» в постановке Романа Виктюка.
В последнем монологе «Продавца» он был без кожи с обнажёнными нервами. Боль за Человека и во имя Человека сквозила в каждой фразе. Послушайте радиоспектакль, записанный другим театром, и сравните монолог, произносимый там актёром, назидательный, поучительный, разумный, правильный. У Ефремова монолог не был правильным, он был весь соткан из Бесконечности и Звёзд…
Нравственность стала главным критерием этого Большого Артиста. Честность стала необходимостью в работе. Смелость позволяла летать. Нежность позволяла относиться к партнёрам с особой чуткостью. Любовь на сцене он играл так, что верилось сразу и без сомнений. Он умел любить на сцене. Это умели делать только очень хорошие актёры. Редкие актёры. На пальцах можно пересчитать.
***
Нам нужно было, чтобы нас побеждала судьба, роль! Нам не хотелось бороться с обстоятельствами, нам нужно было окунуться в них, искупаться, утонуть… В них, говоря театральным языком, было для нас всё: Смысл, Тема, Любовь, Космос, Бог!
Вера в обстоятельства, которые предлагал нам драматург, позволяла летать. Но для этого нужен был режиссёр, который смазал бы крылья.
Вот почему Володя всё время спорил с режиссёрами. Всё время пытался понять, о чём и для чего написана та или иная сцена, та или иная фраза. Он был трудным актёром для режиссёров, потому что всегда хотел докопаться до сути того, что творилось на сцене, до истины. Расплывчатость, неопределённость трактовок угнетала его.
Да, он нёс свою тему, высокую тему Любви, которую когда-то мощно всколыхнул в нем Роман Виктюк ещё в спектакле «Валентин и Валентина» по пьесе Рощина. А потом продлил в другом своём шедевре «Любовь – книга золотая» А.Толстого. А потом заставил судить эту Любовь в пьесе Володина «С любимыми не расставайтесь», а потом заставил сомневаться в спектакле «Встречи и расставания» по пьесе Вампилова «Прошлым летом в Чулимске». И завершил грандиозной поэмой о Мастере и Маргарите.
Вот такой путь прошёл Володя Ефремов до того, как создал свою одну из лучших за последнее время ролей в спектакле «Все для тебя, любовь моя» по пьесе Саган.
***
Не могу не вспомнить две его роли, выполненные в спектаклях московского режиссёра Владимира Мирзоева.
«Укрощение строптивой».
Конечно, он с удовольствием сыграл бы Петруччо. Мужик, любовник, нежен и грубоват с женщинами, изучивший их, знающий их. Отлично справился бы. Но Мирзоев дал ему роль слуги Петруччо Грумио.
Володя никогда не сопротивлялся, когда ему приходилось играть вторы роли и даже просто эпизоды. Важен был автор. Ему нравилось делать характерные роли, хотя, скажу честно, мне всегда казалось, что его назначения на подобные роли были похожи на забивание гвоздей микроскопом: слишком значительно было его существование на сцене. Но он не отказался сыграть небольшую роль в «Собачьем сердце», где появлялся всего два раза, как и в «Женитьбе» – крошечный эпизод купца: появился на секунду на котурнах, огромный, солидный, в шубе, сказал два слова, заполнил собой всю сцену и вышел, а в памяти остался.
То же произошло и с Грумио, слугой Петруччо в «Укрощении строптивой».
Мирзоев предложил ему все время на сцене засыпать и просыпаться только к своим репликам. Надо было видеть, как вздрагивал, встрепенувшись всем телом, как отчаянно и невпопад, но по делу, произносил свои фразы, постепенно затухая и снова засыпая к концу реплики. Это было настолько здорово, что Паша Каплевич, московский художник, оформлявший спектакль, был в восхищении и позже по Москве разнёс слух о том, что в Вильнюсском театре есть гениальный актёр Владимир Ефремов.
Так вот, слух Каплевича о Володе дошёл до актера Меньшикова, который ставил в это время «Горе от ума». Знаменитый актёр пригласил на роль Фамусова нашего Ефремова. Но Володя отказался. Хоть он и был тщеславен, как и все артисты, но не захотел менять родной Вильнюс на блистательную Москву. Он, по выражению Александра Агаркова, который частенько цитировал Вольтера, «возделывал свой сад». А садом его была вся Литва, где его знали и любили. Ведь недаром получил здесь награды: Крест Гедиминаса и Серебряный Журавль.
Зато Мирзоев в следующем своём спектакле в нашем театре дал ему роль Тартюфа. Но это уже особый разговор.
***
Я очень люблю эту пьесу Мольера. Видел её и в «Комеди Франсез» и в постановке Анатолия Эфроса во МХАТе.
Но то, что делал Ефремов в спектакле, поставленном В.Мирзоевым, ни в какие рамки моего представления об образе Тартюфа не вмещалось.
Тартюф Ефремова не был лицемером!
Да, он был авантюристом. Но каким авантюристом! Человек, сумевший воплотить в себе и благородство, и смирение. Он был настолько убедителен, что не только Оргон, но и зрители поверили в его искренность и чистоту. А его увлечение женой Оргона Эльмирой было не страстью, не похотью, а Великой Любовью, которую так умел творить на сцене только он, последний в нашем театре романтический герой-любовник Владимир Ефремов.
Когда он возносил над головой Эльмиры руку, я видел и понимал, что он вмещает в этой руке её всю целиком. Он не просто клялся в любви к ней, он вводил её в свой мир, в мир такой прекрасной авантюрной, преступной страсти. И не он, Тартюф, а всё окружение Оргона казалось банальным, прагматичным и скучным, а он возносился над ними. Он парил.
Тартюф Ефремова был недосягаем, царственен, велик, гениален.
Может быть, это не совсем то, что задумывал Жан-Батист Мольер, но зато какое – НЕ ТО!
***
Володя редко выступал во всяких общественных собраниях. Но если появлялся, то появлялось лицо и позиция. Он никогда не лгал, ни друзьям, которых просто иногда щадил, ни властьпридержащим.
13-го января был рядом с телебашней, сказал громко на всю Литву свои честные слова. Был награждён Орденом Креста Гедиминаса. Ведь это не просто так. Дали за то, что был честен и неравнодушен. Он всегда был принципиален. Слава тем, кто дал, и тому, кто получил.
***
Когда-то на пятидесятилетие Ефремова я написал ему следующее:

Дорогой Володя!
Ты не только Артист номер один в нашем театре, ты ещё и Редкий Мужчина, в которого влюблены все женщины на свете.
И Редкий Человек, которого уважают и даже любят, по-моему, все твои коллеги.
Как Мастера, я не знаю человека более недовольного собой и более требовательного к себе, в то же время – более внимательного и более снисходительного к своим коллегам.
Твой пронзительно-печальный юмор заражает всех.
Твоё остроумие вошло в поговорку.
Твоё умение любить и дружить не имеет аналогов.
Твоя ранимость напоминает о хрупкости Вселенной.
Твоя боязнь обидеть человека…
Твоё благородство…
Твоё великодушие…
Все это твоё! И такое счастье, что ты с нами, и это все «твоё» немножечко принадлежит и нам.
Спасибо тебе за это!
А наши годы и наши морщины – это только «складки, которые говорят об ураганах…»
Единственное, что я хотел бы пожелать тебе, как и всем нам, – это, чтобы ты как можно дольше оставался с нами.
Сколько смог, столько и побыл с нами этот удивительный человек, великолепный актёр, надёжный друг.

Не туда написал, извиняюсь.

это мой земляк. светлая ему память...

Владимир Иванович.... дорогой..... А я-то надеялась ещё с вами увидеться.... Что ж вы так-то... рано... Любимый мой партнёр.....

Очень жалко.

Вечная память.

Как жаль... Умер , ушел замечательный Актер

Он был Человеком кристальной честности и таким же талантливым Актёром. Работал с известными режиссёрами P.Виктюком ,Э .Някрошюсом.
Вечная память Артисту!