Павел Луспекаев

Отец Павла Луспекаева Багдасар Гукасович Луспекаев был родом из нахичеванских армян, и работал мясником, а мама Серафима Авраамовна Ковалева была донской казачкой. Накануне Великой Отечественной войны Луспекаев поступил в Луганское ремесленное училище, позднее вместе с ним был эвакуирован во Фрунзе, где работал слесарем, а в 1943 году в пятнадцатилетнем возрасте ушёл добровольцем на фронт, где попал в партизанский отряд, в котором неоднократно участвовал в боевых операциях в составе партизанской разведгруппы. Однажды, находясь в разведке, он был вынужден несколько часов пролежать в снегу, в результате чего сильно обморозил ноги, и позже это привело к тому, что у актера в 26 лет развился атеросклероз сосудов ног. Луспекаев так же был тяжело ранен во время одного из боев разрывной пулей в руку, которая раздробила ему локтевой сустав. После чего Луспекаев был отправлен в саратовский военный госпиталь, где врач хотел ему ампутировать руку, но Луспекаев не позволил ему это сделать. После выздоровления Луспекаев был направлен для дальнейшего прохождения службы в штаб партизанского движения 3-го Украинского фронта, в 1944 году был демобилизован из армии и переехал в Ворошиловград, где был зачислен в труппу Ворошиловградского драматического театра. Луспекаев прожил в Ворошиловграде два года и за это время сыграл в театре несколько ролей, среди которых были роли Алешки в спектакле «На дне» и Людвига в постановке «Под каштанами Праги» по произведению Константина Симонова. Летом 1946 года Луспекаев переехал в Москву и подал документы в театральное училище имени Щепкина.

На момент поступления в училище Луспекаев обладал специфической южной речью, имел недостаток общего образования и не думал пасовать перед трудностями. Знакомая Луспекаева Р. Колесова вспоминала: «Называют фамилию: Луспекаев. На сцену вышел молодой человек с большими горящими глазами. Худой-худой, длинный-длинный. И начал читать. Это было удивительное зрелище. Читая басню, он жестами иллюстрировал каждое слово и изображал то действующее лицо, от имени которого читал. Показывал руками, как летают птицы, как звери шевелят ушами или крутят хвостом. Потом он читал рассказ Довженко... В профессиональном смысле это было чтение абсолютно неграмотного человека (хотя Павел уже работал два года в театре), но... человека огромного дарования. Его темперамент захватывал, его обаяние завораживало. Но что это? Руки забинтованы. Константин Александрович Зубов спросил Луспекаева: «Что у вас с руками?» Луспекаев ответил: «Ожог». Но Зубов был человеком весьма опытным и, сразу определив «болезнь», сказал: «А ну-ка, молодой человек, развяжите-ка руки, все равно мы знаем, что это татуировка!» Потом Павлу было задано несколько вопросов, на которые он очень остроумно ответил, и... был допущен к экзаменам по теоретическим дисциплинам. На экзамене по литературе абитуриенты писали сочинения. Павел взял лист бумаги, написал два-три слова, долго сидел, а потом сдал экзаменатору чистый лист. Василий Семенович Сидорин сказал, что за чистый лист он не может поставить даже единицы. На что Зубов бросил: «Изобретайте, что хотите - я все равно его возьму!» Луспекаев был принят».

После начала занятий в училище преподаватели сразу потребовали от Луспекаева вывести наколки, для чего начинающему студенту пришлось перенести несколько болезненных операций, и проходить нескольких недель с забинтованными руками по-настоящему. Луспекаев заметно выделялся среди своих сокурсников и педагоги неизменно ставили ему хорошие оценки по актерскому мастерству за то, что он хорошо справлялся с любыми ролями. На первом курсе он сыграл почтальона в «Ведьме» и немецкого полковника в отрывке из «Молодой гвардии», на втором - Колесникова в пьесе Леонида Леонова «Нашествие». А после исполнения роли Васьки Пепла в постановке «На дне», Константин Зубов опекал Луспекаева, как самого талантливого студента на курсе. Но знавшие Луспекаев современники рассказывали, что актер с молодости отличался экспрессивным характером, был способен на необычные поступки, и от безудержного веселья и разгула мог без какого-либо промедления впасть в не менее безудержное раскаяние. Однажды девятнадцатилетнему Луспекаеву профессор Зубов поставил по мастерству вместо пятерки четверку, и оскорбленный студент поехал скандалить на дачу к профессору. Приехав ночью, Луспекаев стал стучать кулаком по воротам, а через час извинялся перед сердитым Зубовым: «Отец родной, прости! Ты для меня дороже всех, я за тебя землю есть стану», - и, недолго думая, отправил пригоршню чернозема в рот. «С этим студентом просто невозможно работать», - жаловалась на Луспекаева пожилая учительница танцев, не знавшая о проблемах Луспекаева с ногами, и делавшая ему замечания: «Легче, молодой человек, легче прыжок». Павел при этом, несмотря на боль, улыбался и отвечал: «Спасибо, мамаша! Постараюсь» - и хлопал ее по плечу. Он всегда и со всеми разговаривал на «ты».



Во время учебы в училище Луспекаев познакомился с Инной Кирилловой - студенткой, учившейся на другом курсе. Их любовь друг к другу была одной из самых трогательных в училище, и в скором времени Кириллова и Луспекаев поженились. Вскоре у них родилась дочь, которую родители назвали Ларисой. Но непростой характер Луспекаева и тут дал о себе знать. Через месяц после свадьбы молодой супруг пропал из дома на неделю со знакомой девушкой из Ростова. А когда вернулся, каялся перед женой и Инна его простила. А Павел потом часто говорил: «Моя Инка – святая! А я – подлец».

Окончив училище имени Щепкина в 1950 году, Луспекаев надеялся попасть в труппу Малого театра, но за четыре года пребывания в столице у него так и не пропал южный акцент, и Луспекаев уехал в Тбилиси, где начал работать в Тбилисском государственном драматическом театре имени Грибоедова. Первый выход Луспекаева на сцену театра состоялся 3 ноября в роли Мартына Кандыбы в спектакле по пьесе Корнейчука «Калиновая роща». После этого Луспекаев сыграл роль Жоржа в пьесе «Битва за жизнь», Вожеватова в «Бесприданнице», Хлестакова в «Ревизоре», Тригорина в «Чайке» и Алексея в «Оптимистической трагедии». Коллега Луспекаева по театру М. Плисецкий рассказывал: «Его способность к убедительнейшей импровизации в жизни порой помогала нам в трудных ситуациях. Как-то во время гастролей в Кисловодске мы в одно из воскресений отправились на выездной спектакль в Пятигорск. Когда поезд подошел к перрону, стало ясно, что хлынувшие к вагону зрители только что закончившихся скачек не дадут нам возможности выйти. Тогда могучая фигура Павла кинулась к дверям. Он завопил: «Стойте, здесь сумасшедших везут, дайте пройти». Оторопелая публика расступилась. А Павел командовал: «Выводите, осторожно выводите...» И вывел всех актеров. Когда публика поняла, что ее провели, и кинулась в вагон, двери уже захлопнулись. А Павел весело кричал вслед: «Не тех вывели, сумасшедшие в вагоне остались».

В Тбилисском театре Луспекаев считался одним из самых заметных актеров, и в середине 1950-х годов ему поступило два предложения сняться в кино на киностудии «Грузия-фильм». Луспекаев согласился и сыграл Бориса в фильме «Они спустились с гор» и Карцева в картине «Тайне двух океанов», которая имела большой успех у зрителей, заняв в прокате 1957 года шестое место, и собрав у экранов страны 31 миллион зрителей.



В тоже время в тбилисском театре работал режиссер Леонид Варпаховский, который был очень высокого мнения об актерском мастерстве Луспекаева, и, уехав в Киев в Театр русской драмы имени Леси Украинки, Варпаховский предложил Луспекаеву так же переехать на Украину. Луспекаев согласился, и в 1957 году вместе с женой и дочерью переехал на новое место работы. Его первой ролью на киевской сцене стал военный моряк Бакланов в спектакле «Второе дыхание». Эта роль Луспекаева поразила театральный Киев - критики и зрители были восхищены игрой Луспекаева. Вскоре режиссер киностудии имени Довженко Леонид Эстрин в 1958 году предложил Луспекаеву исполнить роль начальника штаба в приключенческом фильме «Голубая стрела». Луспекаев это предложение принял. Выйдя на экраны страны в 1959 году, картина заняла третье место в прокате, собрав сорок четыре с половиной миллионов зрителей у экрана.



В том же году актер Кирилл Лавров, работавший в Ленинградском БДТ, приехал в гости к родным в Киев. Кирилл Юрьевич обратил внимание на роли Петра Луспекаева в театре, и позже рассказывал: «Он произвел на меня огромное впечатление. Такое проникновение в суть характера своего героя, такое поразительно органичное существование на сцене мне редко приходилось видеть, хотя я знал многих прекрасных актеров». Лавров рассказал о талантливом актере Товстоногову, и вскоре Луспекаев был приглашен в БДТ. Кирилл Лавров так же уступил новичку и первую звездную роль. Лавров рассказывал: «В то время Товстоногов ставил спектакль «Варвары». На роль Черкуна был назначен я. И Георгий Александрович, чтобы сразу Пашу включить в работу, как-то его попробовать, предложил ему вместе со мной репетировать роль Черкуна. После репетиции я пошел к Товстоногову и попросил снять меня с этой роли, потому что Луспекаев играл превосходно».



Сам Луспекаев о начале работы в БДТ рассказывал: «Однажды я прославился, можно сказать, на весь Ленинград. Еще в Киеве я снялся в противопожарной короткометражке под замечательным названием «Это должен помнить каждый!». Деньги были нужны, вот и снялся. И забыл про нее. А как раз в это время я переехал в Ленинград к Товстоногову и начал репетировать «Варваров». Волновался страшно. Они уже все мастера, а я для них темная лошадка. А тут, как на грех, на экраны Ленинграда вышел какой-то западный боевик, который все бегали смотреть. А вместо киножурнала мой противопожарный опус. Я там после пожара, возникшего из-за сигареты, прямо в камеру пальцем тычу и говорю: «Это должен помнить каждый!» Вот тут ко мне популярность и пришла. Наутро перед каждой репетицией юмор: «Помни, Паша, помни. Дай, кстати, закурить».



Известно, что Георгий Товстоногов мало кого хвалил, но про Луспекаева сказал, что его игра «является абсолютным критерием жизненной правды». Даже Лоуренс Оливье, увидев Луспекаева в БДТ, сказал: «В России есть один актер – абсолютный гений! Только фамилию его произнести невозможно...» При таком хорошем отношении Товстоногова, и своем непростом характере, Луспекаев мог позволить себе многое. Однажды он три дня подряд пропускал репетиции, влюбившись в Аллу Ларионову, поразившую его своей красотой еще в Тбилиси, куда она приезжала на гастроли. Павел приехал к Ларионовой в гостиницу «Европейская», и не выходил из ее номера все три дня. Кому-то из приятелей Луспекаев рассказал: «Я по сто раз перецеловал каждый пальчик на ее ногах». Удивительно, но при всем этом ему удавалось сохранить свою семью.

Непростой характер актера часто давал о себе знать и за пределами семьи, и съемочной площадки. «Паша, - уговаривал его представитель администрации БДТ перед официальным приемом на гастролях в Варшаве, – держи себя в руках! Не пей! Совсем не пей! Паша, подумай, ведь там будет министр культуры Польши! Бога ради, давай обойдемся без международного скандала. И никаких драк – ну пожалуйста, ну умоляю! Просто сядь скоромно в уголок и молчи! Было бы идеально, чтобы тебя там вообще никто не заметил и не запомнил, ты понял меня, Паша?!» Но быть незаметным – это было выше возможностей Луспекаева. Он пришел на прием в светлом костюме цвета кофе с молоком, в бабочке цвета шоколада, привлекая к себе максимальное внимание. А после пятого тоста Луспекаев поднялся из-за стола и спел «О-о-очи че-о-о-рные! О-о-очи стра-а-астные..!» А когда на гастролях в ГДР немецкие актеры пригласили ленинградских коллег в гостиничный ресторан, заказав бутылку шнапса, Луспекаев сказал Олегу Басилашвили: «На такую компанию, да одна бутылка! У нас там еще осталось в номере-то? Принеси, будь добр». Басилашвили принес, и Луспекаев произнес тост: «В замечательном городе Берлине, чистом, красивом, где даже в гостиничных номерах – легчайшие пуховые перины…» - и неожиданно закончил: «Моя бы воля, построил бы вас в ряд, вывел в чисто поле, и из пулемета, из пулемета…» Переводчик попытался смягчить ситуацию, но взгляд Луспекаева скрыть было невозможно. «Ты невозможный человек, неуправляемый, непредсказуемый, совершенно дикий», - выговаривали потом друзья Луспекаеву. «Ну не могу я слышать их поганую немецкую речь!» - оправдывался актер, - «С самого 43 года не могу. Уж вы меня простите, дорогие мои!»



В течение первых трех лет службы Луспекаева в БДТ его творческая карьера испытывала небывалый творческий подъем. Он сыграл Галлена в спектакле «Не склонившие головы», Бонара в «Четвертом» и Макара Нагульнова в «Поднятой целине».



Однако в 1962 году во время репетиций роли Скалозуба в постановке «Горе от ума» у Луспекаева обострилась болезнь ног, на одной ступне образовалась серьезная рана, и он был вынужден заняться лечением заболевания под называнием критическая ишемия нижних конечностей. В ходе этой болезни атеросклероз поражает сосуды ног, и кровь перестает поступать в мышцы. Сохранить ноги врачам удается лишь у трети таких больных, но большей части заболевших приходится ампутировать больные конечности. Чтобы не терять времени, Луспекаев решил во время лечения сочинять рассказы, и однажды показал свои работы коллеге по театру Олегу Басилашвили, который позже рассказывал: «Однажды, когда я вошел к нему в комнату, он смущенно-торопливо спрятал под подушку какую-то тетрадку. Я понял, что лучше не спрашивать его ни о чем. Но как-то, очевидно желая вознаградить меня за понравившийся ему рассказ-показ или просто по-ребячьи похвастаться, что тоже было свойственно Паше, он предложил мне... прочесть его рассказ. Надо сказать, я был тогда не очень высокого мнения об общей культуре и образовании Павла. Я знал, что война отняла у него детство, что его судьба была трудной. Это, а главным образом природный талант, объясняло и оправдывало Пашу, примиряло с тем, что он, как говорится, «не эрудит». Я не часто видел его с книгой. Поэтому, надо думать, мне не удалось скрыть изумления, и, выпучив глаза, я не столько спросил, сколько уже осудил: «А ты что, пишешь рассказы?» Он виновато потупился: «Да так... писал... ты прочти». Я прочел то, что он назвал рассказом. Потом еще что-то подобное. Не знаю, не могу определить, к какому жанру, виду литературы следует отнести прочитанное, но это было невероятно интересно и талантливо. Ясно было, что пером движет рука совершенно неопытного литератора, но точность увиденного, непривычность взгляда на жизнь, подлинная искренность, самобытность рассказов Луспекаева произвели на меня ошеломляющее впечатление. Паша, оказывается, умеет не только видеть и изображать подсмотренное в людях, он очень по-своему, по-луспекаевски, осмысливает жизнь...»



После лечения Луспекаев продолжил работу в театре, в то время как кинорежиссеры считали Луспекаева театральным актером, и приглашали лишь на роли второго плана и в эпизоды. Павел Луспекаев вначале 60-х сыграл эпизодические роли в фильмах «Рожденные жить», «Балтийское небо», «Душа зовет», «Поезд милосердия», «Иду на грозу» и «На одной планете».



Единственным исключением в этом списке стала роль Степана в фильме Геннадия Полоки и Левана Шенгелия «Капроновые сети», снятом в 1963 году. Геннадий Полока рассказывал: «Соавторство наше с Левоном Шенгелия оказалось не очень жизнеспособным. Луспекаева утомляли наши бесконечные споры. Однажды во время очередной мучительной репетиции он пришел в ярость. Больше всего досталось от него мне, и без того пребывавшему уже в полном отчаянии. Когда через короткое время он остыл, стало ясно, что он раскаивается. После каждого прогона он обращался за поправками только ко мне, причем не отставал, пока не вытягивал из меня какое-нибудь замечание. Потом оттащил меня в сторону и стал страстно просить прощения. Но я был слишком уязвлен и не мог справиться со своим самолюбием. Просто прервать отношения с артистом, играющим главную роль, режиссер не может, поэтому и решил соблюдать вежливую дистанцию. Обычное обращение «Паша» превратилось в официальное «Павел Борисович». Для искреннего, непосредственного Луспекаева это было мучительно. Так продолжалось полмесяца. И вот натурные съемки закончены, Луспекаев уезжает в Ленинград. Вся группа вышла из гостиницы проводить его. Тут были и Николай Афанасьевич Крючков, и Леонид Харитонов, и Шенгелия… Я тоже вышел из номера, но не спустился к машине как все, а помахал ему с открытой галереи четвертого этажа. До вокзала нужно было проехать полтораста километров, времени оставалось в обрез, а Луспекаев никак не мог распрощаться с провожающими. Шофер непрерывно сигналил, и вдруг Луспекаев сорвался с места и на своих больных ногах помчался вверх по открытой лестнице ко мне на четвертый этаж. Подбежал, схватил мою руку, поцеловал, хрипло сказал: «Прости!» - и побежал обратно. У меня перехватило дыхание. Как я клял себя за то, что мучил его холодной вежливостью!» Позже в фильме «Капроновые сети» роль Луспекаева озвучивал другой актер – Леонид Галлис, так как вскоре после окончания съемок Луспекаева положили в больницу, где ему были сделаны две сложные операции - на носоглотке и на ногах. Во время второй операции ему ампутировали пальцы ног.



В 1965 году Павлу Луспекаеву было присвоено звание заслуженного артиста РСФСР, и вскоре он сыграл в фильме Геннадия Полоки «Республика ШКИД», где ему досталась роль учителя физкультуры Косталмеда, которая первоначально считалась одной из главных ролей. Герой Луспекаева должен был влюбиться в преподавательницу Эланлюм и подружиться со шкидовцем Савушкой.



Однако в разгар съёмок в фильме «Республика ШКИД» у Луспекаева вновь обострилась болезнь, и актёр лег в больницу. Врачи настаивали на ампутации обеих ног до колен, но это поставило бы крест на актерской карьере Луспекаева. Лишь когда стало ясно, что выхода нет, и промедление грозит гибелью, Луспекаев согласился на ампутацию стопы, но вскоре Павлу Борисовичу врачи были вынуждены ампутировать и вторую стопу, а после операций актера стала мучить невыносимая фантомная боль. По рекомендации врачей он стал принимать сильнодействующий болеутоляющий наркотик пантопон, но когда доза дошла до шестнадцати ампул в день, Павел Борисович решил, что от наркотической зависимости нужно избавиться, и чтобы отвлечь себя от мыслей о боли, попросил жену купить ему мешок подсолнечных семечек. Но это почти не помогло, и актёр неделю находился в полубессознательном состоянии, отказываясь от пищи. Большую помощь Павлу Борисовичу оказала министр культуры Екатерина Фурцева, которой стало известно о страдающем от болей актёре, снимающемся несмотря ни на что в кино. Фурцева распорядилась купить для Луспекаева нужные лекарства за границей, а также - протезы во Франции. Позже в своём дневнике актёр тщательно записывал часы, а потом дни, прожитые без наркотиков: «Люди! Я боюсь даже верить, но через три часа будет трое суток, как я сделал последний укол... Муки адовы я прошел. Дай Бог, наверное, с каждым днем будет лучше... Терплю!.. Вымотало страшно, вот уже почти неделя, как я ничего не ем, ослаб, ужасно устал». И новая запись: «Да, да! Поборол! Самому не верится! Пантопончики тю-тю! Будь они прокляты. Конечно, эта гадость еще долго будет выветриваться из организма, но главное - я поборол! И могу смело сказать себе - молодец?!»



Из-за состояния здоровья Луспекаев был вынужден покинуть труппу БДТ. Товстоногову Луспекаев написал: «Дорогой мой Георгий Александрович! Должен вас огорчить, я никогда не буду вам врать. Театр любит сильных и здоровых людей, а на меня рассчитывать нельзя». Олег Басилашвили рассказывал: «В быту это был человек очень темпераментный — сказывалось смешение кровей. Мать - донская казачка, отец - армянин. Мы с Пашей служили в одном театре - ленинградском БДТ, жили на одной лестничной клетке. И были очень близкими приятелями. Друзьями я бы нас не назвал - слишком уж мы были разные. Паша - яркий, немного богемный, всегда бурно радующийся жизни. Это проявлялось и в общении с друзьями, и в застольях, и в отношениях с женщинами. Но во всём, что касалось театра, он был крайне пунктуален. Прийти в театр меньше чем за полчаса до начала репетиции считал для себя позором. Всё то, что Луспекаев сыграл в Большом драматическом театре - а сыграл он немного, - было на грани гениальности. Он торопился жить, торопился играть. И переживал из-за того, что многого уже не успеет. Паша, к примеру, мечтал сыграть Отелло. Рассказывал мне, что понял, как Отелло убивает Дездемону: он её душил не руками, а поцелуем. Такая смерть в любви. Он мечтал о роли Бориса Годунова. Как-то долго объяснял мне, что монолог Годунова «Достиг я высшей власти…» - это не просто слова, а разговор с Богом, который, как простой собеседник, сидит рядом с царём. Когда стало ясно, что после операции Паша не сможет работать в театре, Товстоногов подошёл ко мне и сказал: «Ну вот. Мы лишились гениального артиста!» Единственным местом работы Луспекаева оставалось кино и телевидение.



Главной работой в кино Луспекаева в его творческой карьере стала роль таможенника Павла Верещагина в картине «Белое солнце пустыни», снятая в 1968 году режиссером Владимиром Мотылем. На пробах на роль Верещагина артисты проваливались один за другим. Изначально режиссеру трудно было себе представить, как человек, перенесший ампутацию обоих стоп, сможет вынести физические нагрузки? Но Владимиру Мотылю пришла идея сделать Верещагина героем германской войны на костылях. И с этим предложением Владимир Мотыль пришел к Павлу Луспекаеву, который сразу отверг идею с костылями. Он показал Мотылю чертеж металлических упоров, которые будут вделаны в сапоги, с помощью которых актер сам передвигался бы без какой-либо помощи. «Я сыграю то, что ты придумал, - произнес Павел Луспекаев. - А инвалида успею в другой какой-нибудь картине». Натурные съемки проходили в Дагестане в районе Махачкалы и в пустыне возле города Байрам-Али к Туркмении, и Луспекаев снимался, несмотря на невероятные боли в ногах. И хотя роль Луспекаева в этой картине первоначально была короче, и Верещагина погибал, так и не вступив в схватку с врагом - в ходе съемок режиссер изменил финал, чтобы продлить роль Верещагина. Причем, несмотря на свою болезнь, Луспекаев оставался верен своему характеру, и на съемках «Белого солнца пустыни» влюбился в молодую актрису Татьяну Ткач, которая играла в картине роль старшей жены в гареме Абдуллы. Сцен с ней отсняли много, но после сокращения картины от «старшей жены» осталась лишь одна фраза – «А может быть, Гюльчатай его плохо ласкает?» - и голый живот в сцене, когда жены, пряча лица от Сухова, задирают юбки. Вся съемочная группа знала, что Верещагин неравнодушен к «старшей жене Абдуллы». Догадывалась об этом и жена Луспекаева, которая приходила в номер к Татьяне Ткач и просила: «Танечка, Паша отказывается есть, говорит, что пищу примет только из твоих рук. Приди, покорми его, пожалуйста!»



Ассистент оператора фильма «Белое солнце пустыни» Игорь Клебанов рассказывал о Павле Луспекаеве: «Роль Верещагина стала для Павла последней. Уже тогда он чувствовал себя неважно. Давали о себе знать его болячки. У Луспекаева были ампутированы ступни ног, он ходил на протезах. Ему, конечно, было трудно, но он старался этого не показывать. Когда шел на съемочную площадку, за ним всегда следовала его супруга, и несла алюминиевый стульчик. Павел через каждые 20 метров говорил ей: «Подставь». После съемок он всегда садился у моря, опускал ноги в воду. И у него в глазах аж слезы стояли. Он чувствовал, что жизнь его подходит к концу. Именно поэтому старался как можно чаще быть в кругу людей. За свой счет покупал выпивку и приглашал посидеть всех - от режиссера до плотника. Рядом всегда сидела жена и девочки из «гарема». Он брал кого-нибудь из них на колени и читал отрывки из пьес. Очень любил петь под гитару, особенно песню «Степь, да степь кругом». Пьяным этого человека я никогда не видел. Он был крепкий, мощный мужик, очень любил Николая Годовикова, как собственного сына».



Поскольку от гостиницы до места съемок невозможно было проехать, кто-то из каскадеров смастерил для Луспекаева удобную палку для ходьбы и актер опирался на нее, и на плечо жены Инны, шагая по пустыне. А после съемочного дня Луспекаев шел на берег Каспия, разувался, опускал ноги в воду и сидел так часами, пока боль понемногу не уходила. Иногда он привязывал к остаткам ног специальные металлические ласты и уплывал от берега. «Паша, а если утонешь?» - говорили ему. «Утону – вспоминайте». «Ты просто невозможный человек!» - говорили ему друзья и знакомые.



Олег Басилашвили рассказывал: «Боль, которую он испытывал, была непереносимой. Его спасали уколы. Кололи ему пантопон. В конце концов, Паша, запертый болезнью в своей квартире, почувствовал, что постепенно превращается в наркомана. А он не хотел умирать — он страстно желал вернуться в театр. Однажды, сидя на своём диване, уже после ампутации ступней, он сказал мне: «Знаешь, я иногда вижу, что стою на сцене. Занавес ещё закрыт. А там, по ту сторону, шуршит, шумит зрительный зал. И вот, наконец, последний звонок. Колечки на занавесе начинают расходиться, стукаясь друг о друга. Я чувствую это так ярко, словно всё происходит на самом деле. И я всё равно на неё вернусь!» И этими культяшками — без ступней — начал плясать по полу, демонстрируя мне и прежде всего себе, что ещё встанет на протезы и продолжит работу. Именно жажда работы помогла ему преодолеть начинавшуюся наркотическую зависимость. Он понимал, что уколы снимают боль, но при этом разрушают его. И перестал колоться. Пашина жена Инночка приносила с базара мешок семечек. Он сидел, сложив ноги по-турецки, на своём диване, грыз семечки, чтобы таким образом отвлечься и заглушить боль. Всё вокруг было усыпано шелухой. Но уколы больше не требовались. Вот только боль не отступала. В «Белом солнце пустыни» он играл исключительно на силе воли. Паша настоял на том, чтобы во всех сценах драки на корабле снимались без дублёров. В то время он ходил на специальных металлических протезах. Работать же надо было на качающемся корабле, где палуба постоянно уходит из-под ног. А до корабля ещё надо было дойти — несколько километров по тяжёлому песку, в котором вязли колёса машин, не то что ноги. Лишь в одной сцене его заменил каскадёр — там, где Верещагин ногами сталкивает бандитов в воду. «Белое солнце» принесло Луспекаеву оглушительную славу. Но в фильмы его по-прежнему приглашали редко — режиссёры боялись, что он не сможет довести работу до конца. Луспекаев переживал страшно. Как вспоминает актриса Татьяна Ткач, Павел мечтал о роли генерала Чарноты. Но его забраковали — всё из-за тех же ампутированных ног. Вместо него утвердили Ульянова. А Луспекаев звонил Татьяне, огорчённый: «Неужели они действительно променяли Луспекаева на Ульянова? Скажи им, что только я смогу ходить по Парижу в кальсонах!»



Закончив съемки в фильме «Белое солнце пустыни», Луспекаев получил два новых предложения сняться в кино. Режиссер Григорий Аронов пригласил его на роль майора НКВД в приключенческую картину «Зеленые цепочки», а Константин Воинов - на одну из главных ролей в музыкальной комедии «Чудный характер». Так же во время подготовки к съемкам фильма «Чудный характер» Михаил Козаков уговорил Луспекаева сняться в роли Вили Старка в картине под названием «Вся королевская рать».



Михаил Козаков рассказывал: «Я очень хотел, чтобы Паша сыграл Вилли Старка. Сразу понял, что эта роль - для Луспекаева. Он тогда приехал в Москву на другую картину, и я принес ему в гостиницу сценарий. Говорю: «Паша, я тебя умоляю! Перед тем как поехать на «Мосфильм» на другую картину и подписать договор, прочти это!» Он прочитал и при следующей встрече сказал: «Все, это моя роль!» Мы стали репетировать, он снялся в одном эпизоде...» Однако сняться Луспекаев успел только в картине «Зеленые цепочки». Он понимал, что состояние здоровья вряд ли позволит ему еще прожить долго, и даже разговаривал об этом с драматургом Александром Володиным, который позже рассказывал: «Однажды мы встретились с Луспекаевым в садике Ленинградского Дома кино. Решили посидеть на скамье в ожидании просмотра. Он сказал: «Ты думаешь, почему я так живу - выпиваю, шляюсь по ночам? Мне ведь жить недолго осталось». Но Луспекаев все же успел увидеть триумф, который обрушился на него после выхода на экраны страны фильма «Белое солнце пустыни» в марте 1970 года. Это случилось в середине марта, когда Луспекаев жил в Москве и снимался в фильме «Вся королевская рать». Причем до премьеры «Белого солнца пустыни» Луспекаев себя не считал известным актером, и даже страдал от этого. Однажды в конце 1969-го года в Москве между ним и Михаилом Козаковым произошел разговор:

- Ты, Миша, знаменитость… А я популярным артистом был только однажды. Позарез нужны были деньги, ну и снялся я в противопожарной короткометражке. Думал, никто ее и не увидит! И тут в Ленинград привезли один западный боевик; все, конечно, бегали смотреть. А вместо киножурнала приклеили к нему меня: после пожара, возникшего из-за непотушенной сигареты, прямо в камеру тычу и говорю: «Это должен помнить каждый!» В общем, на каждой репетиции шуточки: «Помним, Паша, помним. Дай, кстати, закурить». Вот и вся моя популярность… Не везет мне! Ленинградские театралы, конечно, меня знают, но сколько их, этих театралов? Редко-редко бывает, чтобы кто-нибудь меня на улице узнал… А тебя в хороших фильмах снимают, на всю страну знаменит!

- Паша! Про тебя, между прочим, сам Лоуренс Оливье сказал, что ты – гений, а вот про меня он ничего не говорил…

- Ну да, сказал. А для миллионов зрителей я все равно считай что никто. Вот скажи: когда тебя все-все узнают, это же пустячок, а приятно?

- Да брось ты, Паша, чушь все это. Знаешь, как у Пастернака: «Быть знаменитым некрасиво… Позорно, ничего не знача, быть притчей на устах у всех…»

- Да что вы все, Юрские, Козаковы и прочие Рецепторы, чудите со своими стихами! Роли бы лучше учили! И потом, что там твой Пастернак не говори, а быть знаменитым приятно. Приятно, и не спорь! Вот смонтируют «Белое солнце пустыни», тогда посмотрим! Может, я тоже знаменитым стану, не хуже тебя!

Прошло несколько месяцев, и мартовским, солнечным, счастливым днем 1970-го года к Козаковым приехал Луспекаев – в пальто с бобровым воротником, в широкой белой кепке-аэродроме (недаром по документам он числился армянином). В одной руке у него была тяжелая палка, с которой он никогда не расставался, а в другой - три билета в кинотеатр «Москва» на «Белое солнце пустыни». Луспекаев сказал Козакову: «Бери дочку, Миша!» - и всю дорогу нервничал:

- Нет, Михаил, тебе не понравится. Вот дочке твоей понравится. Катька, тебе нравится, когда в кино стреляют?

- Успокойся, Паша, я тоже люблю, когда в кино стреляют.

Фильм начался. Верещагин на экране еще не появился, но за кадром зазвучал мотив песни Окуджавы и Шварца «Ваше благородие, госпожа удача». Паша просиял: «Моя темочка! Хороша?» Через несколько минут на экране крупно - ставни, сквозь щель в них – был виден огромный глаз Верещагина. Луспекаев восторженно, как ребенок, толкает Козакова локтем: «Смотри, какой у него глаз!» И потом он еще сказал: «Я, знаешь, доволен, что остался верен себе. Меня убеждали в картине драться по-американски, по законам жанра. Мол, вестерн и т. д. А я отказался. Играю я Верещагина, «колотушки» у меня будь здоров, вот я ими и буду молотить. И ничего, намолотил...» И он засмеялся так весело и заразительно, что и мы с дочкой заржали на всю улицу...»





После просмотра Павел шел, почти не опираясь на свою палку: «Узнают! Все узнают!» - ликовал он. «Теперь тебя уже никогда не забудут, - сказал Козаков, поддавшись восторженному луспекаевскому настроению. – Журналисты станут брать у тебя интервью, фотографы замучат вспышками. Привыкай». «Да, буду привыкать», - ответил Луспекаев, но ни проинтервьюировать, ни сфотографировать его журналисты толком не успели. Евгений Вестник рассказывал, как весной 1970-го года бродил с Луспекаевым по Ленинграду. В три часа ночи на безлюдном Невском проспекте они присели на скамейку около Гостиного двора. Павел спросил: «Палка моя нравится? Я с ней много километров по пустыне прошел, когда в «Белом солнце» снимался. Теперь это мой талисман. Чувствую, если потеряю, ей-богу, не смейся, умру!» Подошла компания молодых людей: «Спички есть?» «Есть. Пожалуйста». Покурили. Шумно подошли и шумно ушли. Собрались идти и Луспекаев с Весником. «А палка?» - спросил побледневший Павел. Палки не было. Дорогой в такси Луспекаев плакал.



Павел Луспекаев умер 17 апреля 1970 года в возрасте 43-х лет, не дожив три дня до своего дня рождения. За несколько часов до смерти Луспекаев позвонил из гостиницы «Минск» Михаилу Козакову, и сказал, что очень ждет продолжения съемок в картине «Вся королевская рать». Так же он сказала Козакову, что накануне к нему приезжали старые приятели из Еревана, и они хорошо отметили этот приезд. Спустя час после этого разговора Луспекаев скончался. Врачи констатировали у него разрыв сердечной аорты. В роли Вили Старка снялся другой актер.

Большой драматический театр Ленинграда отказался принимать участие в похоронах Луспекаева, сославшись на то, что актёр в театре не работает, и траурные хлопоты взяла на себя киностудия «Ленфильм». Актёр умер накануне столетия со дня рождения Ленина, в СССР было объявлено всенародное празднование, и траур никак не вписывался в график торжественных мероприятий. Организаторы похорон без особой огласки перевезли тело Луспекаева из Москвы в Ленинград и похоронили актера на Северном кладбище. На могиле Луспекаева петербургские таможенники, называющие его главнейшим таможенником России, поставили памятник с надписью: «С поклоном от таможенников Северо-Запада».

К № 40. А на Дальневосточной таможенной границе несет службу большое таможенное судно "Павел Верещагин" с бортовыми надписями и портретом героя фильма в кают-компании судна.

Очень часто езжу за границу и редкий случай, когда я, проходя таможню, НЕ ВСПОМИНАЮ слова Верещагина - "Я мзду не беру, мне за державу обидно!" И это при том, что песня "Ваше благородие" считается чуть ли не официальным гимном российской таможни, а эта фраза Верещагина - девизом всей жизни и работы наших "неподкупных и беспристрастных" таможенников...

Павел Борисович — одно из многих чудес нашей актёрской школы.
И уникальная личность.
Мало кто видел его (на сегодня) в театре.
И каждый видел его — И ЗАПОМНИЛ — в роли Верещагина.
Мало ли у нас для их профессии синонимов?
Актёр.
Лицедей.
Клоун.
И только немногие настоящие актёры (и в их числе Павел Борисыч — слава Товстоногову и Мотылю) задают высочайшую планку, на которой эти термины звучат не ниже боевых орденов.
Вот уж поистине "матёрый человечище")))).

Павел мой современник и легендарный личность в кинемотографии СССР .Талант умноженное на личное обояние с симпатией к светлому лицу . И фамилия ЛУСПЕКАЕВ означает светом- озоренная. Одно очень и очень обидно, даже трагедично то, что ПАВЕЛ в роли ПАВЛА ВЕРЕЩАГИНА, внесший запоминающий образ миллионов зрителей ,не успел пользоавтся лаврами. А лавры, время от времени,( не без помощи особых заказчиков из баку) присваивають неково р Ибраимбекого, армянефоба одного из вдохновителей массовых погромов армян, которым принадлежал великий человек и талантливый актер ПАВЕЛ БОРИСОВИЧ ЛУСПЕКАЕВ.

Не человек,а настоящая планета по масштабу личности и игры! Талантище! Мог глубоко и виртуозно сыграть все - и Скалозуба, и Ноздрева. Все вспоминают молодчагу Верещагина, но Луспекаев пронзительно тонко и ярко сыграл также абсолютного негодяя и мерзавца генерала Караску в Трех толстяках. В этом смысле по уровню актерского мастерства и даже определенного внешнего сходства на него похож Джордж Клуни, по праву один из лучших современных актеров

"......не шали." вот так просто и спокойно он успакаивал дитей.вот это человек.вот это актёр! даже не актёр а звезда совецкого кино. вот как надо играть и жить ролью.это огромная и невоспалнимая утрата.СВЕТЛАЯ ВАМ ПАМЯТЬ!

Джессика (Москва) я это лично для Вас и отправил....честное слово.

HAYK (EREVAN), у меня нет слов! Спасибо!

Булат Окуджава
* * *
П. Луспекаеву.

Ваше благородие, госпожа разлука,
мне с тобою холодно, вот какая штука.
Письмецо в конверте
погоди - не рви...
Не везет мне в смерти,
повезет в любви.

Ваше благородие госпожа чужбина,
жарко обнимала ты, да мало любила.
В шелковые сети
постой - не лови...
Не везет мне в смерти,
повезет в любви.


Ваше благородие госпожа удача,
для кого ты добрая, а кому иначе.
Девять граммов в сердце
постой - не зови...
Не везет мне в смерти,
повезет в любви.

Ваше благородие госпожа победа,
значит, моя песенка до конца не спета!
Перестаньте, черти,
клясться на крови...
Не везет мне в смерти,
повезет в любви.

1967 год.

Замечательный Актер! Талантливый, мужественный, сильный! Жаль, что так рано умер.

*Я мзду не беру. Мне за державу обидно.

*Опять ты мне эту икру поставила! Не могу я её каждый день, проклятую, есть. Хоть бы хлеба достала…

*— Петруха!
— Я не п-пью…
— Правильно! Я вот тоже сейчас это допью и брошу… Пей!

*Абдулла, руки-то опусти.

*Вопросы есть? Вопросов нет!

*Восток — дело тонкое.

*Вот сейчас тебя отрою, и будь здоров!

*Вот что, ребята, пулемета я вам не дам.

*Встречались мне люди в последнее время все больше душевные, можно сказать, деликатные.

*Вы будете свободно трудиться, и у каждой будет отдельный супруг.

*Господин назначил меня любимой женой!

*Гюльчатай! Открой личико!

*Двоих таких откопал — ничего… Третий попался! Выкопал — а он меня за горло. Бандит оказался.

*Джамиля! Разве ты не была любимой женой? Обидел ли я тебя хоть раз? Почему ты не умерла?

*До свидания, барышни! Извините, коль что не так.

*Душа моя рвется к вам, ненаглядная Катерина Матвеевна, как журавль в небо

*Еще хочу сообщить вам — дислокация наша протекает гладко, в обстановке братской общности и согласия. Идем себе по пескам и ни о чем не вздыхаем, кроме как об вас, единственная и незабвенная Катерина Матвеевна. Так что, вам зазря
убиваться не советуем — напрасное это занятие.

*Женщина - она тоже человек!

*И поскольку, может статься, в песках этих лягу навечно, с непривычки вроде бы даже грустно.

*Иди, иди… Хорошая жена, хороший дом — что еще надо человеку, чтобы встретить старость?!

*Когда я была любимой женой Абдулы, мы каждый день его
видели.

*Маxмуд, зажигай!

*Мертвому, конечно, спокойней, да уж больно скучно.

*Мне как сознательному бойцу поручили сопроводить группу товарищей с братского Востока.

*Мой отец перед смертью сказал: «Абдулла, я прожил жизнь бедняком и я хочу, чтобы тебе бог послал дорогой халат и красивую сбрую для коня». Я долго ждал, а потом бог сказал: «Садись на коня и возьми сам, что хочешь, если ты храбрый и сильный».

*Напра… За мной, барышни.

*Народ подобрался покладистый, можно сказать, душевный, с огоньком.

*Не везет мне в смерти - повезет в любви.

*Не много ли товару взял? И все, поди, без пошлины.

*Ну что же мне, всю жизнь по этой пустыне мотаться?!

*Обратно пишу вам, любезная Катерина Матвеевна, поскольку выдалась свободная минутка, и разнежился я на горячем солнышке, будто наш кот Васька на завалинке. Сидим мы сейчас на песочке возле самого синего моря, ни в чем беспокойства не испытываем.

*Только дыхание у меня сдавливается от радости, будто из пушки кто в упор саданул.

*Оставь хоть патрон, Абдулла! Нечем будет застрелиться.

*Отца убил, меня закопал, четырех баранов взял — больше у нас не было.

*Павлины, говоришь… Хех!

*Простите великодушно, небольшая заминка. Докончу в следующий раз.

*Смотри, больше не закапывайся!

*Совсем озверел Черный Абдулла! Ни своих, ни чужих не жалеет.

*Старый стал, ленивый, а помнишь, какой я был?!..

*Ты в чей дом забрался? Отвечай!

*Ты не думай, я не какой-нибудь! Если что, я и по-серьезному.

*Хорошая жена, хороший дом... Что еще надо человеку, чтобы встретить старость?!

*Хочешь, мы заплатим золотом?

*Эй, хозяин! Прикурить есть?

*Я ведь и посвататься могу.

*Я ж по-серьезному, я жениться хочу. Только личико увидеть, а то вдруг крокодил какой, а потом томись всю жизнь!

Замечательный актёр! Помним! Незабываемый образ Верещагина! А за Державу и до сих пор обидно, бессмертные слова,
а ещё - "опять ты мне эту ИКРУ поставила!"!

А со времён "Белого солнца..." за державу ЕЩЁ ОБИДНЕЙ...".
Кино - американское. Сериалы - пустышки. Актёры - лицедеи...
А когда страна теряет своих героев, она умирает...

ГЛЫБА! И в кино. И в театре. Необузданный русский темперамент. Можно сравнить только с Леонидом Марковым. Жаль, что так рано ушёл... Жаль, что так мало успел сделать... Но пока живы его поклонники, он живёт вместе с нами, в нашей памяти!