Новости кино
Онлайн-премьера фильма «Пророк. История Александра Пушкина» с Юрой Борисовым состоится 10 апреля
Музыкальная драма выйдет на платформах PREMIER и START
4 комментария
4 комментария
15 комментариев
11 комментариев
10 комментариев
16 комментариев
8 комментариев
13 комментариев
12 комментариев
обсуждение
Информацию о смерти Владимира Кабалина опубликовали на сайте Екатеринбургского ТЮЗа.
«Взрывной темперамент и сумасшедшая самоотдача. Для него не было компромиссов – ни в жизни, ни на сцене, – говорится в тексте на сайте театра. – Он никогда не был “удобным”, но своей принципиальной позицией, своей правдой Владимир Кабалин питался сам и электризовал всех окружающих. Это было то самое важное театральное проживание здесь и сейчас, которое запоминается навсегда».
...................
Владимир Кабалин: «Я очень неудобный человек»
— Это все кино. Слева от тебя – кино. И это кино. А это я в прошлом году получил за выдающуюся актерскую работу, за фильм «Деточки» Димона Астрахана. Меня всю жизнь тянут туда, но я – никогда. Не люблю все-таки это дело.
— То есть все-таки выбрали для себя театр, не кино?
— Да не в театре дело! А в людях. Москву я ненавижу. Питер – это мой город… но не очень. Понимаешь? В принципе, я сейчас единственный человек от Москвы до Владивостока, который снимается везде. Больше таких актеров нет. Я последний из могикан.
— Владимир Николаевич, а как Вы оказались в кино?
— Я предупреждаю: буду материться. Матерюсь я бесконечно. Знаешь, что Раневская про мат сказала? «Лучше быть хорошим человеком, ругающимся матом, чем тихой воспитанной тварью». Меня ведь из театра выгоняли по разным статьям раз двадцать. Говорили: «Ну какой хороший актер, просто зашибись! Но человек — ужасный…»
А мы с Фаей очень близки были в ее последний год. Я как раз снимался, и мы с ней встретились на пробах. Сидели с ней на Мосфильме, и она говорила: «Как ты хорошо материшься!»
Я совершенно случайно попал к ней домой, мы сидели, пили ее ужасный чай – кстати, кофе хотите? Я очень люблю кофе, воспитан на нем. Вся съемочная площадка – это кофе с утра до вечера.
А началось все в далеком 1978 году, когда режиссер Миша Шаров подошел ко мне и сказал: «Вова, я сниму сказку Бажова «Синюшкин колодец». Сыграй Кузьму Двоерылко!»
Мы долго с ним искали образ, напились в дупель. И я наконец понял, каким будет Двоерылко. Решил сделать себе двойное лицо: склеил щеку, получился такой шрам… На этот фильме не одно поколение воспитывалось.
— Что Вас удивило, когда впервые попали на съемочную площадку?
— Ты глупых вопросов-то не задавай. И про любимую роль не вздумай спросить. Роли все —нелюбимые.
Первое правило: работа не может быть любимой. Вбейте это себе в голову! Это элементарное, нормальное, здоровое чувство.
Второе правило: не ври себе. Люди начинают врать сначала себе, потом другим.
Третье правило: все в жизни – хобби. Кроме?..
— Работы?
— Любви! Настоящая любовь – это не хобби. Мы притворяемся фотокорреспондентами, режиссерами, актерами, мужьями, женами, сестрами, братьями, сыновьями, дочерьми. Если ты себе не врешь, то согласишься со мной. И только в настоящей любви, когда мы говорим: «Не могу жить без него, без нее» — вот здесь мы не врем. Это жизнь такая.
Удивления в кино не бывает. Бывает знаешь что? Бывает вопрос: справлюсь – не справлюсь?
А еще хочется сделать так, как не сделал до тебя другой. Принцип простой. Но 90 процентов актеров, получив роль, особенно где-то в классике, начинают листать литературу – как играл кто-то знаменитый.
Первое, что я понял: ни в коем случае нельзя никуда соваться. Взял материал, прочитал его, только мысль пришла – сразу пиши! Это самое верное решение! И в работе то же самое, в любой: первое решение – всегда самое верное.
— А как понять, справились Вы или не справились?
— Понимаешь, здесь идет двойная штука. Как только ты на площадке, на сцене почувствовал себя комфортно – меняй мизансцену. Как только ты подумал: как удобно, как хорошо, как я звучу, как на меня смотрят – это конец. Меняй мизансцену. Откусывай себе палец. Главное – чтобы неудобно было. Тогда ты начинаешь искать. А процесс всегда интереснее статики. Вот так по крупицам и собираешь это всю жизнь.
Когда меня спрашивают, сколько мне лет, я говорю – восемнадцать. А через три секунды добавляю – плюс пятьдесят. Чего притворяться? Через несколько лет меня не будет. Это элементарная штука.
Мне иногда говорят: передайте опыт молодым. И я думаю: зачем зря трындеть? У каждого поколения – свои ценности. Это раз. У каждого поколения – свое восприятие жизни, у них собственные грабли. И свои грабли им подсовывать не надо. Они и так будут наступать, наступать, наступать – пока шишек не набьют. И так везде, понимаешь?
Что такое работа в театре и в кино? Это адская работа, страшная. У меня пять инсультов. Три инфаркта. Половина из них – заслуга женщин. Другая половина – из-за работы.
Когда я приехал от Димки (Астрахана – прим.ред.) после «Деточек», через месяц у меня случился инсульт: отказала правая сторона, и речь отнялась. Хотя я всю жизнь в спорте, дважды мастер спорта, по акробатике и боксу.
Я служил в элитных войсках. 68 лет – а ни дня не пропустил, чтобы не позаниматься. Я должен всегда держать себя в форме.
Вчера звонил Димон, он сейчас как раз актерством занимается, получил «Золотого орла»...
Я говорю: «Дима, кончай заниматься ерундой. Ты классный режиссер, тебе нужно снимать свои фильмы». Он отвечает: «Вова, уже приступаю». То есть уже нужно готовиться. Опять улечу в Минск, опять жди очередного инфаркта.
— А почему адская работа?
— Глупый вопрос. Лицо у тебя вроде не очень глупое, а спрашиваешь, как будто сама не знаешь. Понимаешь, в основе моей работы – принцип «обмани». Как говорил мой мастер, невозможно тыщи раз влюбляться, тыщи раз умирать. Нужно обманывать – так, чтобы поверили. Но этот обман – на уровне реальности. Все равно от себя идешь. Сложность работы в простоте: чтобы тебя понял самый обычный человек, ты должен просто донести все сложнейшие переживания и чувства.
Вот показатель: у нас была завхоз Валя, совершенно деревенская баба. Она все время говорила: «О! Вовка, я сёдня спектакль с тобой смотрела. Ну, вот тебе ничего не надо играть: выходишь – и всё!»
Ну, что я ей, доказывать, что ли, буду? Что я три месяца не спал, забыл, что такое троллейбус, автобус, метро? Думаешь только об этом – плевать на все остальное, даже на семью… Это страшная работа. А ради чего все это, знаешь? Россия не будет богаче от моей работы. Тебе не увеличат зарплату, да и никому не увеличат. А вот ради того, чтобы ты не ушла с первого акта – ради этого стоит. Это не высокие слова. Это нормально.
Вернемся на сорок лет назад, к «Синюшкиному колодцу». Я прихожу домой, а у меня там сыновья – три и четыре годика — кидаются на меня с порога, обнимают за ноги, как будто я с того света вернулся.
Выходит жена и говорит: «Ты когда в колодце тонул, они как заорут: «Папа! Папа утонул!» Понимаешь, какое детское дурацкое восприятие? А когда взрослый человек вот так тебя воспринимает – это дорогого стоит. Я добиваюсь того, чтобы взрослый зритель смотрел так же, как ребенок.
Что такое возраст? Настоящий возраст определяется, когда человеку надоедает врать. Все мы врем. Самым лучшим и любимым людям. А я говорю правду. И мне интересны первые мгновения: сказал человеку правду, первые три секунды все эмоции – у него на лице. Потом появляется маска. Но вот эти первые три секунды – самые интересные. Вот такая штука.
— Владимир Николаевич, все-таки детская вера – она безусловна, а взрослый человек ведь все равно понимает, что он сидит в театре или смотрит кино…
— Ты затронула единственный вопрос, который волнует человечество. Что человеку надо?
— Хлеба и зрелищ?
— Конечно. Конечно! Человек должен наесться и отдохнуть, что-то посмотреть. Больше ничего. Покопайся в себе – это так и есть! Дальше идут излишки. Можно это и это, можно двухкомнатную или трехкомнатную, можно дачу, можно машину… Все можно. А вот хлеба и зрелищ – подай. И никуда от этого не денешься. Почему девки влюбляются в мужиков?
— Природа такая?
— Это не природа такая! Это любопытство! Человек ужасно любопытен, это неистребимо. Это двигатель всего. А искусство провоцирует любопытство. Зритель смотрит и думает: «А я бы вот так поступил!» Моя задача – доказать, что мой поступок – единственно верный. Чтобы зрители поверили, что иначе мой герой поступить не мог. Но в предлагаемых обстоятельствах – я же не могу отойти от того, что написал автор, правильно? Я говорю чужие слова, режиссер загоняет меня в определенную ситуацию. Но выражаю-то я! И когда актера сравнивают с краской, я посылаю куда подальше. Какая краска? Актер – это живая субстанция. Что бы там режиссер ни придумал – сделать так, чтобы люди поверили, должен я. Поэтому я не принимаю понятий «режиссерский театр», «актерский театр». Есть спайка. И когда два талантливых человека – актер и режиссер – работают в спайке, то получается маленькое чудо.
А хороших режиссеров сейчас мало. Знаешь, что такое хороший режиссер? Ты подумай, чего не хватает в наши дни?
— Неравнодушия.
— Фигня это все. Гадай дальше. Вот смотри. Допустим, у тебя есть человек выше тебя по положению, которого ты просто не переносишь. Что ты будешь с ним делать?
— Терпеть.
— Ну, конечно! Врать ему. А чего тебе не хватает? Тебе смелости не хватает, чтобы сказать ему все в лицо! Так вот когда у режиссера и актера есть такое свойство, как смелость – плюс талант, конечно, и так далее — тогда это улёт! А у нас смелых людей мало. В основном люди боятся. Приходит очередной режиссер, каких 90 процентов. Как он возьмет к себе в спектакль Кабалина? Кабалин же спросит: зачем, как?
Поэтому последние десять лет фильмов Астрахана – это страшная вещь. Когда мы сняли «Деточек», нам сказали: полгода этот фильм нигде не пойдет. И мы пошли на хитрость. Заманили на просмотр в Питере депутата Госдумы. Все в восторге от фильма, он шикарный, очень трагичный – волосы встают дыбом. И мы задали депутату вопрос: «Что, слабо этот фильм показать в Госдуме, всей вашей братии?» Он пошел на это — и за нас проголосовало большинство.
Такое пошло – черт знает что! Я слетал на фестиваль в Берлин, там вручили один приз. Потом еще какой-то международный фестиваль. И пошло, пошло…
Совсем недавно, под Новый год, я снял фильм, называется «Сюжет». Там я играю ветерана, у которого отбирают дом. Мне впервые накладывали грим, которого в России еще нет, американского производства – делали из меня 90-летнего. И я должен уже лететь в Италию – получать очередной приз. То есть фильм пошел. В России его еще никто не видел – только итальянцы на фестивале. Это мы бомбочку такую готовим.
Перед этим мы сняли фильм «Добрые и хорошие люди» — о всеобщем пьянстве, с элементами фантастики.
А первый фильм Димки «Изыди» сразу ушел на «Оскар». Наград мы не получили, но полгода жили в Штатах, такой презентик был. С этого все началось. А потом пошли уже прокатные фильмы – «Все будет хорошо» и так далее. На «Все будет хорошо» Димка меня позвал, когда я снимался у Лунгина в Париже.
Летал-скакал туда-сюда. Шикарный фильм получился. Называется «Ангелы в раю». Купили все страны! Бразилия купила! У России тогда денег не было. Так обидно! Состав был шикарный, звездный…
— А как Вы считаете, есть ли какие-то темы, на которые кино в принципе говорить не должно?
— На любую тему можно говорить. Показывать не все надо. Я считаю, не надо показывать в кино сцены, связанные с сексом. Мне неприятно их смотреть по одной простой причине – это таинство двоих. Этого я не снимал бы никогда. Намек нужен – в нем больше фантазии, больше полета у человека. Это лучше, чем все разъедать, показывать…
Я против откровенных сцен с трупами и насилием, смакованием этого. Я против того, чтобы показывать на экране истерику. Потому что истерику у нас, к сожалению, выдают за эмоцию. А это физиология, и ее тоже не нужно показывать. Тоже нужен намек. У человека шикарная фантазия, он все додумает за тебя! Ты ему дай только клюнуть – и все пойдет.
Научить искусству нельзя – можно показать. А человек сам делает выбор. Поэтому я за то, чтобы показывать всё. Кроме того, о чем я уже сказал. В принципе, рождение и смерть – это тоже таинство.
— Вы когда-нибудь отказывались выполнять какую-то просьбу режиссера?
—Да. Вплоть до снятия с роли. Вплоть до увольнения. Это называется говорить правду. Я считаю, что заслужил это право. Врать бесконечно нельзя. Я очень неудобный человек и не стесняюсь этого.
— С кем из современных российских режиссеров Вам бы хотелось поработать?
— Очень в тему вопрос. Я ведь уже сказал, что отличает хорошего режиссера – смелость. Это идет не только от того, талантлив он или нет. Есть так называемая дружба. И когда говорят «У меня много друзей» — я не верю этому.
Также и любовь – настоящая бывает один раз в жизни. Кто-то говорит, что первая любовь слабее, чем последняя, а я уверен – это разновидности любви, ребята. Настоящая – одна. Успей ее распознать.
В кино важна точка соприкосновения. А дальше уже идет профессия, потом – человеческие качества. И если режиссер становится тебе другом, то это на всю жизнь. От него нельзя отказаться. Можно поругаться, можно разойтись, но думать ты о нем будешь всегда, а он – о тебе.
У меня друзья – Толя Кац и Дима Астрахан, мы прошли огонь, воду и медные трубы. Когда мы подружились с Толей, ему было 25, мне — 45. Я его заставил обращаться ко мне на «ты». Мы полгода репетировали ночами Иуду Искариота. Полгода! Запретили все инстанции, коммунисты кругом. А мы с двух ночи до шести утра репетировали. Я ходил сонный, как муха. Приехали критики со всего Союза, 30 человек. И первые аплодисменты мы услышали в пять часов утра.
Ко мне подошла мама Толи Праудина и сказала: «Вова, береги Толю. Он такой слабенький». Я говорю: «Вы даже не знаете, какой он сильный». Понимаешь, да? Мы с ним через это варево прошли.
И с Димкой – его спектакли снимали ведь только так – пачками, пачками! А я у него в команде был. Я, Вовка Рубанов и Димка Астрахан. Мы через всё прошли. Через плети, через позор коммунистической партии и так далее. Вот что такое дружба. «Не тот, товарищи, товарищу товарищ, кто при товарищах товарищу товарищ. А тот, товарищи, товарищу товарищ, кто без товарищей товарищу товарищ». Это была лучшая поговорка на первом курсе. Она запоминается, она жизненная.
Мы можем говорить всякие пакости друг про друга, шутить друг над другом и так далее. Но никогда не продадим друг друга. Это не одна кровь, это совершенно другое – одна мысль. Мы стремимся к одному. Это и объединяет. Поэтому что бы про нас ни говорили, мы улыбаемся про себя и дальше идем. А самое главное – мы не делаем вида, что у нас отношения.
— Как рождается роль?
— Это то же самое, что рождение ребенка. Она рождается или в муках, или легко. И режиссера в этом процессе можно сравнить с акушером – он может помочь, но ни в коем случае не должен мешать. А ведь бывают и трагические случаи. А дальше роль живет своей жизнью. И ты смотришь на нее, как родитель: иногда гордишься, иногда не очень. Но это уже отдельная жизнь. И если в театре ты еще можешь вмешаться в эту жизнь, что-то сыграть по-другому, то в кино однажды сделанная тобой роль остается такой навечно. И когда отпускаешь кинороль, то главное – чтобы потом она не навредила…
Есть шикарная пьеса – французская, кажется – «Мадам Роза». И Коляда меня уговорил сыграть бабу. Меня, мужика мужиковича! Я его послал на три буквы. Потом на пять, потом на двадцать пять… Он меня поймал на простом «слабо». Вот тогда я побрился наголо, сбрил себе все и полгода мучил всех проституток Свердловска и Свердловской области, лез к ним под кожу, хотел понять всё это дело. Бабы от меня уже стрелялись. Потом я перекинулся на косметику, белье-чулки, чего только не делал! Докапывался до конца – и сыграл. После этого спектакля я не мог выйти из театра. Бабы выстраивались, чтобы просто прикоснуться. Это было что-то.Вот так должно быть всегда. С человеком на спектакле, у экрана должно происходит так, как сказал Пушкин: «Над вымыслом слезами обольюсь».
Беседовала Дарья Мичурина
....................................................................................
Вот такое шикарное интервью получилось с уникальным человеком, актёром от Бога, Владимиром Николаевичем Кабалиным 6 лет назад, прослужившим в труппе Свердловского ТЮЗа более 45 лет.
................................
СВЕТЛАЯ ему память....
Очень жаль.
Светлая память артисту.