Вся глубина наших глубин. «ДМБ» Романа Качанова ласково гладит нас по голове уже 20 лет

К юбилею знаковой народной комедии



Русское кино девяностых, даже в своих наиболее развлекательных проявлениях, часто било зрителя коленом под дых со всей дури. В свое оправдание оно, если бы могло говорить, привело бы какую-то расхожую фразу из бусловского «Бумера». «Не мы такие, жизнь такая». Ну, в общем, вы поняли – продиктована эта брутальность была законами времени и общества. Трудно оставаться белоснежным, когда вокруг тебя бушует шторм дерьма.

И от комедии про строевую службу, снятую в конце лихой декады, было бы глупо ждать каких-то проявлений человеколюбия и гуманности. Лобовые намеки на неуставные отношения в армии (проще говоря, дедовщину) появлялись еще во вполне благополучные с виду времена позднего застоя («Ошибки юности» Бориса Фрумина, снятый в 1978 году). Что говорить о девяностых – большая часть зрителей мужского пола либо уже отслужила и молча носила в себе эту стигмату, либо вздрагивала при воспоминаниях, как педагогический состав грозил им в случае разгильдяйского отношения к учебе отправкой на чеченскую войну.


Однако злоключения новобранцев Пули, Штыка и Бомбы в ракетной части складывались на экране на удивление мирно и безобидно. Очень сложно сейчас понять, что именно вызвало неприятие у противников фильма Алексея Учителя и Лидии Масловой – последняя даже отказала «ДМБ» в какой-либо кинематографической ценности. Картина, достаточно мастерски использующая непрофессиональных актеров-дебютантов и небольшой съемочный бюджет, выпячивает в первую очередь ценности общечеловеческие. По уровню гуманизма и градусу человеческого фактора, выживающего даже в условиях марша на плацу в униформе, «ДМБ» идет четко по стопам бравого солдата Швейка и других краеугольных размышлений о том, как сохранить свою личность перед лицом угрюмого единообразия военной службы. И показательно здесь, как исполнены обязательные для скопления множества мужчин в замкнутом пространстве казармы сцены насилия и членовредительства – как короткие серии полароидных снимков, проскакивающие максимально быстро и безболезненно. Зато сразу после них наступает длительный нежный чилл в светлом и чистом лазарете, чреватый рефлексиями и озарениями.

Юмор фильма, разошедшийся на цитаты и интернет-мемы, сильно отличается от того, над чем смеялись в России в то время. Иван Охлобыстин и Роман Качанов, написавшие сценарий, черпали смех в источнике особой русской трансцендентальности – серьезной интоксикации алкогольными напитками и психоактивными веществами низкого качества. Компоненты доступны любому: бормотуха вишневого цвета, галоперидол, копченая колбаса, сыр «Волна», лимонад «Колокольчик». Эта синяя вечность делала «ДМБ» похожим на не менее культовую комедию «Особенности национальной охоты» Рогожкина и позволяло фильму занять комфортную позицию между восточным дзеном и суровым скандинавским юмором, разбавленных пелевинскими анекдотами.


Состояние запоя служит здесь экзистенциальным лубрикантом, который помогает смириться с безвыходным абсурдом ситуации и пересмотреть многочисленные пропагандистские мифы, настроенные вокруг несения срочной службы. Статичность, на которой строятся почти все мизансцены в фильме – прием, позволяющий героям сохранить энергию и оберегающий их от совершения фатальных ошибок. Любое действие выглядит нелепым, поспешным и грозит непоправимым ущербом. Эти статичные планы позже будут взяты за основу большинства местных комедийных телесериалов. Но именно в «ДМБ» был зафиксирован основной принцип уникального телесного юмора: любое движение и телодвижение порочно и пагубно. Бездействие и инертность же – благо, просветление и серьезная заявка на окончательный триумф.

Эта поэтическая способность найти красоту в самых нижних знаменателях превращала городских студентов-ловеласов и неуклюжих аутсайдеров в настоящих представителей богемы и приверженцев декаданса. Они общаются между собой и с окружающими их персонажами в нарочито возвышенном стиле. И саундтреком для их приключений становятся не русско-народные хиты, а вычурные композиции недопонятых московских андердогов, слишком прошаренных для того, чтобы всерьез претендовать на массовость – «ДК», «Тайм-аут», «Тупые». Эта постулируемая виктимность объединяет и сгоняет в одну стаю таких с виду непохожих экземпляров. Все они – жертвы научной фантастики, все они осознают свой уникальный трагичный статус и пытаются с максимальным достоинством улечься в общую братскую могилу. Трэш и киномусор в «ДМБ» становятся удобрениями для произрастания прекрасных диковинных цветов. Поэтому картина давала совершенно неожиданный и обратный эффект – поднимала авторитет армии в обществе и увеличивала количество призывников в войска.


Говоря о «ДМБ», невозможно пренебречь тем фактом, что режиссер Роман Качанов – сын мультипликатора, создавшего один из самых теплых и сакральных детских образов, Чебурашку. И этот образ не даром всплывает в фильме – уже в потрепанном, пропитанном печалью варианте. Гигантского размера Чебурашка, у которого нет друзей – это тотемное животное, являющееся героям в моменты тяжких сомнений или распутья. Он, как пингвин в «Бойцовском клубе», покровительствует молодым духам (дух здесь – не только прозвище, которое дают новобранцам, но и все остальные словарные определения, в том числе и сверхъестественные). Ведь армия – это окончательное прощание с таким близким и памятным детством, с укладом жизни под родительским крылом, с наивными мечтами и чаяниями.

Момент, когда на смену всему этому приходят кирзачи и портянки, безусловно, раздирает сердце любому. Но сглаживает его и проносит сквозь с минимальными потерями фантастический персонаж детской прозы, наделенный уже качествами языческого божества. Он ласково гладит тебя по бритой под машинку голове. Он смягчит и сотрет из памяти жестокий удар коленом в дых. Он в нужные моменты вселяется во всех старших по званию и возрасту, чтобы через них транслировать успокаивающие трюизмы. Он даже готов трансформироваться вместе с тобой в течении длительного армейского пути и после него, принимая более соответствующие цайтгайсту формы – например, становиться карликом на улыбе с изломанными ушами, как в одноименной песне «Кровостока». И намекнуть на то, что останется с тобой и после окончательного дембеля или же увольнения в запас, приносящего человеку освобождение в конце его жизненного пути. По сути, вся наша жизнь – это срочная служба, имеющая обыкновение заканчиваться как раз в момент, когда более-менее свыкся с ней. Хочешь – дуй, хочешь – не дуй, главное тут – улыбаться.