Новый режиссер бондианы
Мендес заявил в одном из интервью, что по мере приближения к юбилею франшизы образ Бонда претерпел те же изменения, что и в романах Флеминга, в которых стареющий герой страдает от «усталости, скуки и депрессии». Изменения коснулись всего культурного кода: нет силуэта в диафрагме, нет противостояния Холодной войны, и герой с самого начала умирает.
Как случилось, что гуру стиля, эмблема гламура и чемпион консюмеризма превратился в депрессивного аутсайдера, потерявшего атрибуты бессмертия и суверенности, мужественности и технофилии? Феномен Бонда всегда был удобен в качестве кейса для методологических клешней феминизма, марксизма и постколониального дискурса – насколько он стал удобен в новой обертке?
Бондиана была обязана своим возникновением реалиями послевоенной Великобритании, соотнося себя с такими ценностными установками как сексизм, туризм и элитизм. Агент 007 занимал важное место в конструировании образа мускулинности и, шире говоря, культурного героя. Стиль диктовал содержание, а самоирония позволяла выявлять актуальные тренды в текущий момент. Кроме того, Бондиана – это лакмус внешнеполитической обстановки, инструмент выявления врага.
"Координаты Скайфол" начинаются как Индиана Джонс в современном Стамбуле: не менее трех сцен с корзиной фруктов и классическая погоня на поезде. Старый Бонд был супергероем; для нового необходимо крушить по пути жуки – Volkswagen’ы (традиционное презрение элитизма к массовому продукту). Впрочем, новый автомобиль Бонда - сам цитата – легендарный Aston Martin DB5 из "
Goldfinger" 1964 года.
Вообще, отсылки к викторианской Англии и патриотизм за умеренную плату выступают в качестве как социальных маркеров, так и ироничных приемов: гробы с Юнион Джеком, умиляющий джемпер с гербом MI–6 (в нем надо тренироваться!), Херифордский полк, существующий с 1940-ых годов прошлого века, статуэтка бульдога, являющаяся и данью уважения Черчиллю, и национальным колоритом. Традиционный туризм Бонда разворачивается в бывших торговых факториях и колониальных центрах XIX века: Стамбул – Макао – Китай. Китайское казино просто дублирует изображения в Times эпохи «опиумных войн», а пресловутый Walther заменен на английское охотничье ружье с гравировкой. Патриотизм времен королевы Виктории проявляется и в заброшенной станции метро, куда переносится штаб MI–6 и в постоянно звучащем обращении к
Киплингу (
«На Север уходить слишком поздно»),
Теннисону (
«Бороться, искать, найти и не сдаваться»),
Байрону (
«В гостях у смерти»). Скайфолл оказывается особняком в шотландском стиле, только разве что призраков нет; причем, вполне в духе восприятия интерьера По он модернизируется в крепость (см. "Калеб Уильямс"
Ульяма Годвина).
Апофеоз достигается во встрече с
Q, которая происходит не в лаборатории, но в галерее Тейт рядом с полотном
Уильяма Тернера «Последнее плавание корабля «Отважный»»: тут и история королевского морского флота, и аморфность позднего
Тернера (см. Делёза). Структуралист попытался бы найти оппозицию в портрете Лунии Чеховской
Модильяни, которая ставится на продажу на черный рынок прямо во время схватки двух агентов в Шанхае. Луния Чеховская - это, как предполагают обычно, Ханка Збровски, дочь арт-дилера и спекулянта, и борьба тайных служб проходит на фоне экономических спекуляций вокруг символьного капитала, зачастую просто нерентабельных, ведь покупателя все равно убивают. За Модильяни закрепилась репутация маргинала, вписанного в общий шаблон, а за Тернером академиста, работающего с новыми формами, в этом ключе Бонду необходимо выбрать саморефлексирующую позицию.
Тонкости кибервойны и продвинутые технологии уступают место более первичной форме компетенции тайного агента – бумажной волоките. Линия достаточно очевидна: даже девушка Бонда теперь бабушка
M, геронтофилия клерка по отношению к начальству выражается в сдаче нормативов, написания некрологов на павших и психологическим тестам. Драма, которая разворачивается между героем и его боссом - это правильный вопрос о настоящем и будущем секретных служб в современных условиях отсутствия внешнего врага. Проходит даже публичное заседание суда по вопросам эффективности тайной разведки – и в этом основной конфликт Бонда 23. Злодей
Рауль Сильва, подозрительно похожий на
Джулиана Ассанжа, всего лишь олицетворение той части спецслужб, которая озабоченна личным благосостоянием, а никак не пятая идеологическая колонна.
Впервые деньги становятся проблемой – 007 теряет квартиру, материальное благополучие оказывается тесно связанным со строгим соблюдением бюрократических процедур. Франшиза больше не заботиться о мировой безопасности (
«В пижаме с ноутбуком можно добиться большего»), не технократична (
«Взрывающиеся ручки? Это не к нам»), не элитарна в веберовском смысле идеального типа (
«я решаю, кто агент, а кто нет»).
Впрочем, пунктирные указания на врага есть – финальная сцена разворачивается в церкви, и это впервые намекает на значительную роль религии за всю серию фильмов. Убийство ножом в спину (
Dolchstoßlegende) важный культурный миф, восходящий к
«Нибелунгам» (смерть Зигфрида) и объясняющий неудачи внешней политики внутренними проблемами, диссидентством, теорией заговора, которые перекладывают ответственность за проблемы на сами социальные институты. Объяснительные модели марксизма и феминизма уступили место постколониальной новой старой мечте с корпоративной этикой.
Квалификация старой школы агентов времен противостояния СССР и США и раньше ставилась под сомнение, но теперь Бонд больше клерк Вест-Индийской компании, чем джентельмен-убийца. Если корпорация в лице государства «сдает» тебя, то все равно она важнейшая ценность, потому что главный враг не определен, а находится среди нас. Эпоха героев кончилась, как и викторианская Англия, на это указывает, например, психоаналитический мотив в поведении Бонда (да-да, у него детская травма), вместе с уничтожением родового поместья и офиса секретной службы.
Чтобы построить новое, нужно забыть о старом.
1 комментарий
обсуждение >>