«2morrow»-2016: Я подумаю об этом завтра
2 февраля 2016
Жизнь «других» на первом кинофестивале в год Кино
Сквозными темами фестиваля «Завтра» в этом году были «границы» и «Другой», чья актуальность неуклонно нарастает, впрочем, для кино пограничье - обычное состояние, неизменный повод для драматургического конфликта. Эти темы затрагиваются в без преувеличения каждом фильме от «Аватара» до «Лобстера», от «Безумного Макса» до «Левиафана»: свой/чужой, стык культур, поколений, мировоззрений, искусств, наконец.
Этим системным требованиям идеально соответствовала новая картина Александра Сокурова «Франкофония». Снятая на стыке документального и игрового, она стала фильмом открытия, но с преодолением инертности по отношению к «другому» в итоге не справилась. Снабженная не стихающим закадровым голосом режиссера, «Франкофония» ведет зрителя по галереям Лувра времен фашистской оккупации, по плацдарму отреза европейской истории и лабиринту авторской мысли об истории, искусстве, культуре, людях (все - патетично, с большой буквы). Дальше этих обобщений Сокуров не заходит, предлагая не столько знакомство с «другим», сколько с уже устоявшимся (своим) представлением, упрощающим и присваивающим сегмент европейской культуры (Франция = женщина-революция, Наполеон и Лувр).
«Франкофония» - это фильм-монолог, «неудавшийся фильм», как называет его на первых минутах автор, в котором режиссерская позиция поглощает все остальное и дает зрителю очень мало пространства для маневра: вот Толстой, вот народ, вот Лувр, вот чудеса истории. Немецкий граф Вольф-Меттерних, пользуясь массивными механизмами бюрократии, препятствует возвращению попрятанных по окрестным дворцам шедевров в Лувр, директор музея Жак Жожар озадачен тем же. В финале Сокуров поймает обоих, посадит - буквально - на стульчик и расскажет о будущем: кого наградят, кто женится и как умрет. Жожар и Меттерних будут в шоке, как и зритель, которого автор тоже как бы ловит, сажает на стульчик и рассказывает про прошлое, поучает своим видением. Хотя - со всей очевидностью - ракурсов множество, и удивительно, что большой режиссер выбрал очевидность среднего плана.
Во Франции же, правда, в Лионе, разворачиваются события ленты «Два Реми, два» Пьера Леона - вольной экранизации «Двойника» Достоевского про то, что другой - это ты сам. «Реми» заимствует у классика кунштюк с возникновением точной копии главного героя, но ирония нового времени работает в обратную сторону изводу Достоевского: двойник не вытесняет занудный и неуверенный в себе оригинал, а изгоняется принимающим человека таким, какой он есть, локальным сообществом (те про Реми все понимают, но как-то уже привыкли).
Французский след и настоящее исследование «другого» предлагается в монотонной документальной ленте «Гастон Мельес и его странствующая компания “Стар филм”», заточенной, скорее, под телевидение, чем под фестивали. История, впрочем, впечатляющая: Гастон Мельес, старший брат того самого Жоржа Мельеса, что фактически отделил игровое от документального (братья Люмьер), поснимав комедии и вестерны в США, во времена до-Голливуда, отправился на Таити, снял фильм в дороге (на стыке игрового и документального - в роли самих себя мэр Таити и его жена) и с не меньшим рвением продолжил на неизведанных землях. Мельес снимал много, по несколько лент в неделю, предпочитая истинный национальный колорит и местных артистов, постепенно вытесняя из съемочной группы французских и американских товарищей. Он отправлялся за кинематографическим экспириенсом в Полинезию, Новую Зеландию, Австралию, Камбоджу и Японию, чью культуру хотел запечатлеть максимально аутентично.
Про сложную передачу культурных кодов также рассказывает режиссер Леонардо Гуерра Сараньоли, чье «Последнее лето» - история четырехдневного прощания матери-японки Наоми (Ринко Кикути) с сыном Кендзабуро, которого отсудил отец-американец и которого мать не увидит до совершеннолетия. Наоми хочет передать Кену, как на западный манер называют ребенка, толику родной культуры, ради чего и преодолевает барьер с брошенным по неизвестной причине сыном.
Триумвират воды, матери и сына присутствует и в «Эволюции» Люсиль Хадзихалилович - завораживающем, в цветовой гамме Джорджо де Кирико, и тревожном боди-хорроре про смену гендерных ролей, когда некая секта пытается хирургическим путем сделать из мальчиков «матерей», а как на подбор светловолосые, выцветшие женщины устраивают таинственные ритуалы на морском берегу. Жена Гаспара Ноэ задается вопросом также и о последствиях ритуалов обыденного - ежедневных последовательностях событий, которые готовят ребенка к «взрослой жизни», какой-то цели, которая в «Эволюции» оказывается абсолютно пугающей (в каком-то смысле это пародия на принудительное общественное воспроизводство).
Семейная линия становится лейтмотивом и черно-белой, снятой на границе со скульптурой, эстонской драмой «Боковой ветер» Мартти Хельде - настоящем скульптурном ансамбле на тему депортации сорока тысяч эстонцев, литовцев и латышей из Прибалтики в Сибирь по приказу Сталина. Лента основана на письмах и дневниковых записях эстонки Эрны, которая за годы на лесоповале потеряла дочь и мужа, но не желание вернуться на родину, откуда ее забрали без всяких на то причин. После депортации время для узников останавливается, и камера Эрика Пылумаа предлагает рассмотреть самых разных людей в вагонах, в хибарах, в заснеженном или березовом лесу, пока за кадром звучат слова Эрны, тоскующей по мужу и ужасающейся происходящему.
Жизнеутверждающим контрапунктом к последней ленте в рамках фестиваля прозвучало «Сокровище» Корнелиу Порумбою, представителя «румынской новой волны». Нео-реалистическая притча про человека и деньги: к Кости (Кузин Тома) приходит сосед, погрязший в долгах по ипотеке (ставка в евро, рассчитывал потянуть, но не получилось). Тот дать в долг 800 евро никак не может, но готов посодействовать в поисках сокровища на территории дома, который оставил соседу прадед. Так, ответ на проблему настоящего оказывается откопан в прошлом, но главный заряд «Сокровища» - сдержанно юмористический и человеколюбивый: Кости своего рода Робин Гуд, про которого он читает сыну, образцовый отец и добрый, без преувеличения, человек, настоящее сокровище.
Радостной по форме, но полной обжигающего юношеского разочарования оказалась вторая картина Владимира Бека «Птичка». Дебютировав с растянутой джазовой импровизации на тему несчастной влюбленности («Без кожи»), режиссер вновь обращается к разочарованию первой любви: в летнем лагере мальчик (Матвей Иванов) с замиранием смотрит на вожатую (Маргарита Толстоганова), которая тоскует и читает Сартра, а девочка (Александра Рыбакова) - на вожатого (Петр Скворцов). Искры, бури, безумия не происходит, но невзаимность распаляет пламя детской фантазии: тут есть место и для мести, и для странных лагерных ритуалов, и очистительного разочарования, за которым происходит откровение (читай - настоящая любовь). Лагерь как сакральное место, где происходит взросление, где мальчик с камерой (Тимофей Шубин), понимает, что жизнь нужно жить, а не фиксировать, проникнут многозначительной красотой позднего Малика (за изящество видеоряда отвечает оператор Ксения Середа), длинноты и львиная серьезность, кажется, оттуда же. Впрочем, у «Птички» есть алиби: фильм снят с точки зрения детей, взрослые присутствуют лишь на периферии в форме голоса директрисы лагеря и волосатой руки ухажера, а трагедия ребенка, рассказанная им самим, часто грешит нагнетаемым отчаянием и разрывами аорты.
Алексей Филиппов
Ссылки по теме
Кинофестиваль «2morrow» подвёл итоги
2morrow-2016: Год кино начинается
Поиск по меткам
2morrow, Алексей Филиппов
Персоны
Владимир Бек, Матвей Ивахнов, Ринко Кикути, Пьер Леон, Жорж Мельес, Корнелиу Порумбою, Ксения Середа, Пётр Скворцов, Александр Сокуров, Маргарита Толстоганова
Фильмы
Франкофония, Эволюция
© 2006-2025 kino-teatr.ru
Использование сайта kino-teatr.ru означает полное и безоговорочное согласие с условиями пользовательского соглашения