Кино-Театр.Ру
МЕНЮ
Кино-Театр.Ру
Кино-Театр.Ру
Кино-Театр.Ру мобильное меню

Владимир Шварцер

Владимир Шварцер (Вольф (Биньомин) Шварцер) фотографии

Шварцер Владимир Ефимович

Вольф (Биньомин) Хаимович Шварцер

1892 - 8 января 1979

После революции - актер еврейских передвижных частных коллективов.
Худрук Первого Государственного Передвижного еврейского театра Украины.
Актер и режиссер Одесского еврейского театра (1934-1941).
С 1943 года - в Московском ГОСЕТе (последний его руководитель в январе-декабре 1949 года). После разгрома московского ГОСЕТа (некролог С.М. Михоэлсу от актеров его театра подписали только Зускин и Шварцер...) и ликвидации всех еврейских театров страны Шварцеру повезло: в числе немногих «счастливцев» он пробился на русскую сцену – в Центральный Детский театр.
Руководитель Московского Еврейского драматического ансамбля (МЕДА) (создан в 1962 году) до 1973 года.

Заслуженный артист РСФСР (1947).
театральные работы
Тевье - «Тевье-молочник» Шолом-Алейхем
Сват Соловейчик в «200 000» Шолом-Алейхема
Пимпринетти в «Баядерке» И. Кальмана
Берлеро в «Продавцах славы» М. Паньоля и П. Нивуа
Давид Фельдман в «Ди фрейлехс мишпохе» И. Триллинга
Шнеерсон в «Кровавой шутке» Шолом-Алейхема
Ошер в комедии Айзека Губермана «Гость с того света»
Ленин в пьесе Д. Дэля «Яков Свердлов»
Дед в инсценировке горьковского «Деда Архипа и Леньки»
Мистер Фиджин в «Оливере Твисте» Диккенса
Капитан Моржерет в пушкинском «Борисе Годунове»
Солдат Швейк
Революционер Ботвин
Шимеле Сорокер
Колунья Баба-Яхна

последнее обновление информации: 23.12.23
Каждый выбирает для себя...

...Времена не выбирают. В них живут. «В НАШЕ время умереть еврейским актером – большая привилегия... Я хочу ею воспользоваться». Так говорил в трудные периоды своей жизни наш земляк Владимир Ефимович Шварцер. Блестящий актер, до конца служивший Делу.

При рождении Шварцер был наречен Вольфом, но много болел и, как водится у евреев, получил второе имя – Биниомин.

Большой, кряжистый, бритоголовый, он обладал необъяснимым магнетизмом. Особенно впечатляли его узкие, японского разреза глаза, в которые и заглянуть-то порой было трудно. Зато на сцене в них отражался мир его героев.

Из 87 лет своей жизни Шварцер 72 года отдал еврейскому театру, и не разлучался с ним ни во времена его расцвета, ни в тяжкую пору уничтожения.

«Нас, актеров, – говорил он в одном из писем, – объединяет любовь к родному театру, родному искусству, которому мы отдали себя без остатка. И эту любовь мы пронесли через всю нашу довольно нелегкую жизнь».

Трудно складывалась судьба Биниомина Шварцера. После прокатившихся по всей России погромов десятки тысяч обезумевших от страха евреев устремились в Америку. Среди беженцев был и одесский рыботорговец Хаим Шварцер со своей многочисленной семьей.

Через два года Шварцеры возвращаются на родину – в Одессу.

Пятнадцатилетний Биниомин вступает суфлером в еврейскую труппу Сабсая. Испол­няет эпизодические роли, пытается писать пьесы. Талантливого юношу приметил «острый на глаз» Перец Гиршбейн, в труппе которого играли кумиры еврейской сцены Эстер­-Рохл Каминская и Яков Либерт. Шварцер стал их любимым учеником.

Затем – Первая мировая война, австрийский плен и снова Одесса, уже советская.
В 1919 году режиссер Бертонов с писателем Аврумом Коганом пытались создать в Одессе первый государственный еврейский театр. К ним присоединился и Шварцер. Однако жестокий голод, охвативший всю Украину, разогнал актеров по глухим провинциям, где еще можно было выжить.

Шварцер работает в разных по уровню коллективах, проходя жесткую школу и выдвигаясь в число признанных мастеров. Он создает свой коллектив – «Фолгс-театр», который по творческим принципам, репертуару, актерскому составу выгодно отличался от многих передвижных трупп.

В сезоне 1926-1927 гг. в Одессу отделом искусств Окрполитпросвета был приглашен Менахем Рубин, приехавший со своей труппой. В ее составе был и Шварцер. Это был сильный опереточный коллектив. В рецензиях тех лет Владимир Ефимович получал только положительные оценки. Сват Соловейчик в «200 000» Шолом-Алейхема, Пимпринетти в «Баядерке» И. Кальмана, Берлеро в «Продавцах славы» М. Паньоля и П. Нивуа, Давид Фельдман в «Ди фрейлехс мишпохе» И. Триллинга, Шнеерсон в «Кровавой шутке» Шолом-Алейхема, роли в «Стемпеню» – всех не перечесть! О Шварцере в превосходной степени писали Альцест, И. Крути...

В 20-е годы деятелей еврейской сцены захлестнула дискуссия о путях развития «нового театра».
Большинство периферийных коллективов, развивавших реалистические традиции национального искусства, отстаивало право на жизнь театра Гольдфадена, Гордина, Шолом-Алейхема, звало изучать опыт десятков поколений актеров-самородков.

« ...как могли мы выдержать такую осаду, которую нам, старым еврейским актерам, пришлось претерпеть от Грановского, Литвакова и других евсекторов.., – писал Шварцер много лет спустя. – Народ голосовал за нас “ногами”, так как шел в наш реалистический театр, невзирая на то, что у Грановского были дорогие костюмы, богатые декорации и замечательный оркестр. Наши постановки, конечно, были бедненькими, ибо не хватало средств на художника, композитора... Но мы вкладывали в них свои “горячие сердца”, свои “трепетные души”, весь свой Б-гом отпущенный талант».

К концу первого десятилетия октябрь­ского переворота завершилась национализация всех театров страны. Биниомин Шварцер с некоторыми актерами своего частнопредпринимательского коллектива вливается в Первый Государственный Передвижной еврейский театр Украины и становится его художест­венным руководителем. Затем, после­ расформирования Передвижного театра, семь творческих лет (1934-1941) отдает одесскому ГОСЕТу, одному из интереснейших театров страны...

Актера обычно определяют по амплуа, Шварцер же был на редкость многогранен. С одинаковым успехом давались ему драматические, комические и даже героические роли. Кого бы он ни играл: плутоватого солдата Швейка, деревенского философа Тевье или пламенного революционера Ботвина – зрителя всегда поражала глубина, правдивость и сочность образов. Некоторые драматургически слабые пьесы своим успехом обязаны его отличным актерским работам. Так было с весьма наивной комедией Айзека Губермана «Гость с того света», в которой Шварцер создал колоритный образ бедняка – возчика Ошера, вернувшегося из Польши на родину через 20 лет. Чем старательней и вдумчивей «гость с того света» силился осознать новую для него жизнь, тем чаще попадал во всевозможные комедийные положения. Здесь была огромная опасность пойти на поводу у той части публики, которая предпочитает зубо­скальство раздумью. У Шварцера Ошер вырос в фигуру трагикомическую и шагнул далеко за рамки авторского замысла.

Многие замечательные актеры играли роль Тевье, герой романа Шолом-Алейхема давно уже стал неотъемлемой частью мировой культуры, ее гордостью. Казалось бы, все изобразительные средства уже исчерпаны. И, тем не менее, Тевье Шварцера отличался от своих предшественников поэтичностью и глубочайшим гуманизмом. Не случайно именно Шварцера в период его работы в москов­ском ГОСЕТе­ избрал Соломон Михоэлс своим дубле­ром на эту роль.

Нет надобности делать здесь подробный анализ созданных Шварцером образов: он это прекрасно сделал в своих мемуарах «Осталось в памяти». Официозный еврейский журнал «Советиш Геймланд» неожиданно оборвал их публикацию на описании триумфа пьесы Любашевского «Яков Свердлов», в которой Шварцер, кстати, единственный на еврейской сцене актер, сыграл роль Ленина.

После разгрома московского ГОСЕТа (некролог С.М. Михоэлсу от актеров его театра подписали только Зускин и Шварцер...) и ликвидации всех еврейских театров страны Шварцеру повезло: в числе немногих «счастливцев» он пробился на русскую сцену – в Центральный Детский театр. Там Владимир Ефимович сразу же занял заметное положение и тряхнул стариной в таких ролях, как Дед в инсценировке горьковского «Деда Архипа и Леньки», мистер Фиджин в «Оливере Твисте» Диккенса, капитан Моржерет в пушкинском «Борисе Годунове» и т.д. Это был период его творческого обновления.

«Если актер получает интересную роль, – писал он в январе 1957 года, – то, невзирая на трудности, ошибки, неудачи во время репетиций, он черпает для себя из встреч с режиссером много нового...

Мне посчастливилось, ибо “Оливера Твиста” ставила наш главный режиссер Мария Осиповна Кнебель. Мне на старости лет впервые пришлось делать этюды!

Сначала я отказывался, мотивируя тем, что никогда этим не занимался. Но Мария Осиповна так тонко и дипло­матично доказывала мне, что и Качалов, и Москвин, и многие другие актеры в свои довольно немолодые годы “этюдировали”, что я вынужден был согласиться.

После первого этюда она в присутствии актеров и директора сказала: “Владимир Ефимович, если вы во время спектакля так же сыграете,­ как сейчас показали этот этюд, то вы многого достигнете”. И она не ошиблась в своей оценке. Спектакль я сыграл очень хорошо. Было много похвал...»

Однако, несмотря на успех, кровоточило сердце. Кровоточило от тоски по родному еврейскому слову.

Мысль о возрождении еврейского театра не покидала его. Но любая попытка создать, пусть даже самодеятельный, еврейский кружок пресекалась самым решительным образом. Порой захлестывало отчаяние:

«Дело не продвигается ни на шаг...»

«Мне надоело быть Дон-Кихотом и бороться с ветряными мельницами...»

«Ничего нового не предвидится...»

«Финита ля комедия...»

То вдруг появлялась надежда: «Как будто лед тронулся... Обещают коллектив для гастролей с1957 года... Надеюсь еще перелистать счастливые страницы жизни...».

К Шварцеру и его жене, еврейской актрисе Соне Лещинской, обратилась группа энтузиастов, готовых на свой страх и риск создать концертную программу на еврейском языке.

И, хотя незадолго до этого Владимир Ефимович жаловался, что болен («Нашли грудную жабу. Куда забралась, чертовка!»), далеко уже не молод, говорил, что удовлетворен работой в Центральном Детском театре, – он, не колеблясь, принял предложение коллег возглавить Ансамбль.

Репетировали в основном по ночам после­ постылой работы – ведь бывшим актерам, чтобы как-то существовать, приходилось красить косынки, продавать газеты, вулканизировать покрышки.

Собирались у кого-нибудь на тесной квартире. Иногда удавалось тайком получить вестибюль гостиницы или клубную сцену после кино и танцев. От усталости не держали ноги, но работали с воодушевлением.

Наконец, зимой 1962 года актеры неожиданно нагрянули в редакцию журнала «Советиш Геймланд» и в проходах между столами показали оторопевшим сотрудникам всю программу: отрывки из пьес, сценки, монологи. В редакции обещали замолвить за них словечко в Министерстве культуры. И началось «хождение по мукам»!

Заслуженый артист РСФСР Шварцер никак не мог добиться приема к «самой» Фурцевой.

Бесчисленные замы почтительно выслушивали его и, подшив бумажки, называли номер очередного кабинета.

Долго и терпеливо совершал Владимир Ефимович свой обход кабинетов. Не бездей­ствовали и другие актеры. Они дежурили в приемных всевозможных начальников, проскальзывали мимо секретарш в кабинеты, подавали заявления и жалобы. Особой настойчивостью отличался Арон Коган. Он ловил чиновников в коридорах и лифтах, подстерегал у туалетов. В спорах с ними доводил себя до сердечных приступов, но отовсюду слышалось «Нет! Нет! Нет!» ( 10-го февраля 1968 года в Киеве во время спектакля «Колдунья» Коган шепнул партнеру: «Уведи меня со сцены...мне плохо...». За кулисами он скончался.)

Наконец, Шварцера допустили в кабинет министра культуры. Фурцева говорила с ним доверительно: «сейчас, сами понимаете, ни о каком стационарном еврейском театре не может быть и речи – еще не время, – а вот о передвижном ансамбле при Москонцерте... подумаем... согласуем... утрясем...»

Так перед горсткой энтузиастов распахнулись двери дотоле неприступного Главного концертно-гастрольного объединения столицы. Закрытый просмотр, который им там строили, прошел с триумфом. Все члены комиссии воодушевлено трясли им руки. Кто-то из пожилых, расчувствовавшись, признался, что уже давно, со времен работы в студии МХАТа­, не испытывал такого огромного эстетического­ наслаждения.

Казалось бы, все горести позади. Да не тут-то было!

Заупрямилось начальство Москонцерта: зачем ему под себя такую мину подкладывать? Из-за этих евреев, в случае чего, костей не соберешь... И пошли оттяжки, увертки, отговорки: нет помещения, раздуты штаты, перерасход зарплаты...

Снова людей захлестнула бюрократическая волокита. Снова начались хождения по кабинетам и разговоры на высоких тонах.

Наконец Москонцерт принял «соломоново» решение: из прежнего состава оставил троих и придал ансамблю актрису Колинг с певцом Шульманом.

Зиновий Шульман, отсидевший 10 лет за «еврейский буржуазный национализм», был особенно неугоден москонцертовским вымогателям: ни в столице, ни на периферии он никому не давал взяток за право петь еврейские песни и поэтому часто «сидел на простое». В Драматический ансамбль его явно сплавляли.

Чтобы не потерять все, пришлось Шварцеру согласиться на предложенные условия и спешно перекраивать программу.

Глубокой осенью 1962 года в Кировограде состоялась премьера. А потом – Житомир, Харьков, Москва, Одесса, Винница, Ленинград, Вильно, Каунас, Черновцы, Киев, вся Сибирь, Средняя Азия, Биробиджан...

С первых же спектаклей стало очевидно, насколько велика тяга еврейского народа к своему искусству.

«К нам идут как на праздник, – рассказывал Шварцер. – Идут понимающие язык и не знающие ни одного слова на идиш. Идут, преодолевая страх. Москонцерту мы даем бешеную прибыль и только поэтому выросли в театр». В репертуаре «Тевье-молочник», «Двести тысяч», «Колдунья», «За океаном», «Испанцы»...

Это с одной стороны. А с другой: «Какие пакости чинят нам! Приехали мы в Житомир. Оставили вещи в гостинице и вышли в город. А там – ни одной афиши. А вечером играть! Директор филармонии, цедит сквозь зубы, что если мы такие популярные “еврейские” артисты, то достаточно одного щита у кассы. Кому захочется, и без афиши придет.

Делать нечего. Взяли мы рулоны, ведра и пошли по городу расклеивать рекламу. А перед спектаклем – аншлаг. Желающих нас видеть так много, что директор филармонии, скрипя зубами, предложил нам остаться еще на несколько вечеров. У него “горел” план.

А в Ростове-на-Дону горком партии счел наше пребывание в городе нецелесообразным и отменил все спектакли. «Можете жаловаться­» – и все.

Чтобы мы не жаловались, был пущен слух, будто еврейские актеры завезли с собой какую-то заразную болезнь, и во избежание “эпидемии” их изолировали. Пять дней продержали закрытыми в гостинице, а на шестой, ночью, затолкали в первый попавшийся поезд и отправили, куда глаза глядят.

А как часто оказываются занятыми площадки, на которых предстоит играть, или “разбронируются” заказанные нами номера гостиниц. Приходится томиться в ожидании, спать на стульях за кулисами, а порой даже и жить впроголодь – ведь Москонцерт за “простой” не платит...
Г-споди! Да разве все упомнишь!»

Но во всех ролях Шварцер был великолепен! Его Тевье поражал своей человечностью и философской глубиной. Неунывающий Шимеле Сорокер искрился шолом-алейхемов­ским юмором. А Баба-Яхна была просто изумительна!

Так уж повелось со времен Гольдфадена, что женскую роль Колдуньи играл мужчина. Но мало кто мог соперничать с великолепием сатирических красок, актерским озор­ством и непередаваемым обаянием Шварцера в этой роли. А ведь ему в то время шел уже 76-й год!
После того как во время гастролей скоропостижно умерла жена, он часто болел, тяжело переносил переезды, но находил в себе силы играть каждый спектакль без скидок и поблажек.
Шварцер работал до последних своих дней. Но с 1973 года он был уже не в состоянии осуществлять художественное руководство. Ансамбль возглавил Феликс Берман. Его вскоре сменил Рыклин, при котором театр стал русско-еврейским. А при режиссере Николае Губенко он окончательно руссифицировался.

Пришли в коллектив новые актеры, преимущественно русские и молодые. Группе еврейских актеров предложили уйти... Так тихо скончался Еврейский Драматический Ансамбль при Москонцерте.

8 января 1979 года умер Вольф-Биниомин Шварцер – один из крупнейших деятелей еврейской сцены, до конца служивший Делу, имевший неоспоримое право на привилегию – умереть ЕВРЕЙСКИМ артистом...

Эти строки – лишь одна из глав истории ушедшего еврейского театра. Нужна книга. Верно сказал Бернард Шоу: «Сохраните только память о нас, и мы ничего не потеряем, уйдя из жизни».

Фауст МИНДЛИН

Мигдаль Times №99

дополнительная информация >>

Если Вы располагаете дополнительной информацией, то, пожалуйста, напишите письмо по этому адресу или оставьте сообщение для администрации сайта в гостевой книге.
Будем очень признательны за помощь.

обсуждение >>

№ 1
Александр Чернов (zoran)   7.08.2014 - 16:15
Когда эмоции захлёстывают - объективность теряется - это я о рассказе автора статьи о смерти Ансамбля. Я, Александр Чернов, актёр Московского Еврейского Драматического Ансамбля с 1979 года , хочу внести... читать далее>>
Кино-театр.ру в Telegram